М.М. Афанасьева (1914-1995) родом из с.Икряное Астраханской области.
В справке о реабилитации указано,
что семья была репрессирована 23.06.30 Икрянинским РИКом.
Реабилитированы 22.06.92 Астраханским УВД.



Нас выслали в 30-м году, зимой, не помню, февраль месяц был или январь. Я из детей была самая старшая, мне было тогда 15 лет. За мною Клава, она на три года младше, потом Зоя, Павел и Мишенька, младший, ему было два года. Он дорогой умер, когда нас везли на Север.

За что нас раскулачивали - мы и сами не знаем. Жили бедно. У отца (он был рыбак) была лодка разбитая, на нее надо было какую-то рабочую силу, чтобы в море ходить, а в семье, если я самая старшая и мне 15 лет, рабочей силы не было. Папа в убойной работал, мама холодец варила, я по нянькам с 8 лет ходила, за сено нянчила двоих детей, сама еще ребенок. В школу ходила через день-два, некогда было. Баню топила, детей мыла. Мама мне говорила: “Ты у меня все равно как старая старушка, все мне помогаешь, Мария. Спасибо тебе”.

Сначала перевезли нас в какой-то чужой дом в нашем же селе, только в другом конце, за речкою, тоже люди уже были высланы. Мы прожили там недели две или три, потом пригнали нам лошадей, подводу, погрузили нас, а одеть-обуть нам нечего было, и повезли.
Нас везли с Икряного 35 километров на лошадях до Астрахани, поселили в какой-то барак, на нары. Пробыли мы там около трех недель. Потом погрузили в телячьи вагоны и повезли в Котлас. В Котласе распределили по деревням, я, помню, спала у кого-то на русской печке. А из Котласа повезли в Великий Устюг. Привезли в Троицкий монастырь. Сколько мы там пробыли, не помню. Пока мы там были, приехала бабушка, забрала Клавдию, Зою и Павлика, увезла домой, в Астрахань.
Весною, когда Двина разошлась, погрузили нас на баржи и повезли в Архангельск. Помню, что дорогой в самоварах картошку варили, яйца. А одна землячка у нас родилась на этой барже. Муки много приняли, конечно.
Привезли в Соломбалу, в Архангельск. В Архангельске погрузили опять на пароход и повезли по Белому морю, вдоль побережья. Там нас всех разбросали по разным деревням, понемногу в каждой. Мы с мамой жили в деревне Лопшенге. Папа раньше нас оказался на Мурманском берегу, он в Великом Устюге записался рыбаком, его вперед нас туда и отправили, и он в это время уже был в Восточной Лице. Потом мы с мамой приехали к нему и нас вместе отправили в Териберку, из Териберки в Гаврилово Становище, там жили год. Папа работал пекарем, а я в пекарне уборщицей. Там, в Гаврилово, родился брат, назвали Михаилом. А Аннушка, самая младшая, уже в Дальних Зеленцах родилась, куда нас переместили из Гаврилова Становища. Дальние Зеленцы строились для спецпереселенцев, быстро выстроили, ставили щитовые бараки.
На родине я после переезда на Север ни разу не была. Все здесь по Северу нас мотали. Папина мама приезжала сюда нас проведать, а мамина мама жила здесь, у моего дяди, тут и погибла, в Дальних Зеленцах. Дядюшка жил в 3-4 километрах от Дальних Зеленцов. Она пошла сюда, к маме, в баню помыться. Дорогой застигла метель. И она погибла, снегом замело. Третьего апреля это было!

В дальних Зеленцах я и выходила замуж. Мой первый муж, Герман Федорович Козлов, тоже был спецпереселенец. Земляк, но из другого района, Зеленгинского. Замуж я вышла рано, в 30-м году выслали, а в 32-м я вышла замуж. Муж у меня хороший был, и вот - за что взяли?
В Дальних Зеленцах всем семьям давали по комнате. Мы жили семьей 14 человек, меня взяли девятой в семью свекра. Три женатых сына со своими семьями и отец с матерью. У старшей невестки было трое детей, у второй мальчик и девочка, у меня дочка и сын. И комната 20 метров. Сырость, плесень, зимой все промерзало, по стенам течет. С соседями жили дружно, а ведь в бараках даже разговоры за стеной слышны.

Забрали наших мужчин в 38-м году. Муж мой тогда был как раз дома, а вообще-то они в то время были на промысле в районе Титовки, селедка тогда хорошо ловилась. Судно их стояло на рейде, залив у нас из окна был виден. Муж плавал на мотоботе, был мастером лова.
В один из дней у меня как раз сидела Галина Михайловна, кума, сына моего она крестила. Мы с ней очень дружны были . Сидит он в этот день невеселый, а я у плиты стою, обед варю. Слышу, что он куме шепчет, от меня скрывает. Говорит, что людей забирают и боится, что ему такая же участь уготована, “Но я, - говорит, - ни в чем не виноват”. Я услыхала и говорю ему: "Гера, что ты говоришь-то не дело?". А он: “Ты, Маруся, смотри, одного, другого (по фамилии называет) вызвали в Мурманск. И люди не вернулись”. А брать у нас начали уже с 1937 года.

Где-то в эти же дни он приходит домой и говорит: “Приехали артисты из Мурманска, будут давать концерт, пойдем”. Решили пожилую нашу соседку, тетю Дусю, она против нас жила, попросить посмотреть за детьми. Девочке нашей тогда шел 5-ый годик, а мальчику было 10 месяцев. “А сейчас, - говорит, - нам велено на суда собраться, хотят, чтобы на пробу вышли в море”. И вот ушел он на судно и не пришел. А ко мне пришли из НКВД. И концерт, видимо, решили ставить в этот день, чтобы проще было забирать.
Было это 23 марта, как раз мой день рождения. Вместе с мурманскими пришли и понятые из наших обыск делать. Ко мне из наших спецпереселенцев, тоже астраханец. Что они могли у меня искать? Раньше что у нас было? - из досок койка да сундук деревянный, небольшой. В сундуке рылись. Одеялко детское у меня было выстирано - и его прощупали. Пачка крахмала стояла в кухонном столе - и в крахмал руками понятый залез, и там все перерыл.
Вечером пришел свекор. “Милые снохи, разрежьте мое сердце, посмотрите, что в моем сердце. Черная туча на нас нашла”. Забрали всех троих сыновей.
Всего забрали в тот день 50 человек (в поселке было 500 человек с мужчинами и детьми). Труженики все были, работники хорошие, семьянины.
Пошли мы к морю, но не к пирсу, а к воде, напротив мотобота. Все плачем. Мотобот стоит. У мужа были вязаные белые перчатки, он надел их и хлопает над головой руками, чтобы отличили его. Кричит мне, успокаивает, слышит наши крики. Свекра моего под руки вели от моря. В тот же вечер погрузили их на тральщик. Тральщик, выходя из залива, дал гудок. Больше о них ничего не слышали.
Уже в Старых Апатитах, в комендатуре сказали, что отправлен он в дальневосточные лагеря и дан большой срок без права переписки. Позднее получила свидетельство о смерти, извещали, что скончался в 32 года от воспаления легких.

(записала Т.Рюнгенен) "Котлован" №1(10), май 1992

Из Книги памяти жертв политических репрессий по Мурманской области:
КОЗЛОВ Герман Федорович, 1910, с. Зеленга Володарского района Астраханской области, руский.
Мурманрыба, мотобот "Молотов", матрос, пос. Дальние Зеленцы, Териберского района Мурманской области.
Арестован 23.03.38, ст. 58-1а-7-9-13 УК. Осужден 14.10.38 Тройкой УНКВД по Ленинградской области, ВМН. Расстрелян 21.10.38.
Место захоронения - г. Ленинград, Левашовское кладбище. Реабилитирован 20.06.57 Военным трибуналом Северного военного округа.