|
Мой дядя Толя
 Самым зримым
напоминанием о войне были в Чебоксарах приезжавшие оттуда раненые, кто
навсегда, подчистую, кто на время. Для меня таким посланцем войны был мой любимый, теперь
уже покойный дядюшка Анатолий Федорович Ананич, младший брат моей мамы.
Дядя Толя родился в 1921 году, в разруху, безработицу и голод. Дедушка Федя был без работы,
так как элеватор закрылся, и лишь время от времени работал грузчиком в порту. В Новороссийск приходили пароходы
из США с продовольствием для голодающих, американская помощь, о которой в годы холодной войны прочно забыли,
спасла тогда много жизней.
Но грузчикам от этого не было легче.
- Американские матросы нас кормили, - рассказывал дедушка, - но кусок в горло не лез
при мысли о четырех голодных ртах там, дома. А вынести с корабля ни кусочка хлеба не
разрешали, наши, конечно, не американцы, стояли у трапа, обыскивали. Вот я и приспособился
- разминал или разжевывал мякушку белого хлеба и укреплял такую лепешку между ног повыше.
Дома заворачивали хлеб в марлю, и Толик сосал, вместо материнского молока. Пропало оно
от голода у Ани...
И все же мальчик, родившийся весом меньше килограмма, выжил, вырос, с отличием окончил
школу. Но тут в конце школы пришла новая беда. Все ребята по "ворошиловскому призыву"
записывались в военные училища. Анатолий подал заявление в летное. Не взяли. В танковое,
потом пехотное - всюду отказ.
Причина очевидна - родной дядя Миша - арестован (рассказал анекдот про Сталина двум
приятелям, таким же как он, простым рабочим), муж сестры (мой отец) - арестован в
Хабаровске как враг народа... И тут его вызвали для беседы и предложили поступить в
военное училище НКВД. Доверили! Он был горд и счастлив.
В нашем семейном архиве есть снимок его с бабушкой Аней, когда перед войной она ездила к
нему в Осиповичи перед выпуском из училища.
Распределение совпало с началом войны, он не доехал до западной границы, отступал до Москвы,
в сводной пехотной части был политруком.
Под Москвой, в последние дни наступления, когда оно уже захлебывалось, и последние броски
заканчивались большой кровью, разрывная пуля нашла политрука Ананича, поднимавшего солдат
в атаку.
Рана была жуткая, я видел его ногу много лет позже и тогда она выглядела страшно. Но
какая-то решительная женщина-врач в полевом госпитале не дала отрезать ногу, несколько раз
выковыривала, вырезала мелкие осколки металла и костей, и ногу спасла. Дядю Толю отправили
в тыловой госпиталь.
Нашим стало известно, что госпиталь не очень далеко, и отец сел в свою служебную эмку и
поехал на разведку. Госпиталь стоял на горе, Машина не смогла забраться туда, по размокшей
глиняной колее. Отец пошел пешком.
В госпитале был ужасный беспорядок. Он долго искал дядю Толю среди голодных, завшивевших,
отчаявшихся получить какую-либо помощь раненых воинов. К тому времени, когда он его нашел,
решение забрать его оттуда созрело окончательно, оставить - умрет.
Начальник госпиталя отказывался выдать документы, не помогала даже военная форма - не
забудьте, что дорожники тогда были в НКВД. Уступил только когда отец достал пистолет.
- Еще чуть-чуть и я бы его убил, - говорил мне отец потом, - И он это понял...
Папа завернул дядю Толю в одеяло, в вечерней темноте несколько раз падал, но дотащил до
машины.
Вот так мой дядюшка появился в Чебоксарах, сначала в госпитале, а потом у нас дома.
Прыгал на одной ноге по комнате и орал военные песни. Я с того времени их все знаю,
люблю и пою при случае.
Закончу коротко его военную историю. Как частично годного, его послали служить в полк
дальней авиации, теперь уже по образованию - в СМЕРШ.
Смершевцам там дел было немного - летчики дальней были любимчики Сталина, точнее, вождь
боялся, что они могут в любой момент перелететь куда-нибудь и всячески их ублажал
наградами, и кормежкой, и прочее. Несколько раз он летал наблюдателем, хотя и не полагалось,
в конце войны попал в Германию - послали искать и возвращать в свои части беглецов.
Тогда многие пытались попасть в Германию за трофеями. Везли кто что мог. Один папин
сослуживец привез автомобиль DKW, красивая спортивная машина. Дядя Толя всего-навсего
где-то подобрал
четыре кортика или шпаги, да и те не довез - две на обратной дороге подарил
офицерам-попутчикам, одну отобрало начальство, а последнюю он привез моему отцу. Правда,
потом он передарил ее мне, а потом и моему сыну Феде.
После войны дядя Толя мобилизовался, года полтора проболтался инструктором горкома
комсомола в Краснодаре и потом взялся за ум, закончил с отличием инженерно-экономический
институт в Москве и там же работал в министерстве оборонной промышленности. Счастливый
брак, дети, внуки, все как полагается. На днях мы с женой слушали в консерватории
выступление Симфонического оркестра под управлением В. Федосеева, в котором его внук
Сережа играет на виолончели.
А могло быть и иначе.
-Ты понимаешь, - говорил он мне, - моя раненая нога, мученье на всю жизнь, а вот
не будь ее - вызвали бы меня после войны, поставили по стойке смирно, и отправили командовать лагерем куда-нибудь в Воркуту. И пошел бы как миленький, и не пикнул бы...
Даже страшно подумать.
| |
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
)
