Мой рассказ будет коротким, как и время, которое мне было отпущено для общения с о. Александром. Но оно укрепило меня в моей жизни.
Не знаю, помнит ли кто-нибудь из сидящих в зале фильм «Мать Иисуса». Этот фильм по сценарию Александра Володина снимался на «Мосфильме» в творческом объединении «Товарищ», где я была редактором. Режиссёр фильма Константин Худяков. В то время только что закончил картину «Успех» и искал сценарий для следующей работы.
Я была редактором фильма «Успех» и как раз в это время Александр Володин, я думаю, все знают этого драматурга – «Пять вечеров», «Осенний марафон», «Назначение», ну, много у него прекрасной прозы и стихов прислал мне из Ленинграда три одноактные пьесы, одна из которых «Мать Иисуса».
Он написал записку, что шлёт это просто для чтения, потому что о постановке не может быть и речи. Мне очень понравились все пьесы, блестящие, остроумные, тонкие, и показалось, что Худяков мог бы сделать «Мать Иисуса».
И вот началось наше «пробивание» этой пьесы. Кто не знает этого процесса, лучше его не знать, описать его я не берусь. Это унизительная процедура, связанная с получением начальственных подписей. Тут уже провидение вмешалось, высшая воля и то, что «Успех» хорошо прошёл, была хорошая пресса, Международные премии, ни в чём диссидентском режиссёр замечен не был и после бесчисленных заключений, переговоров и условий начальники вдруг сказали:
«Пусть делает, только пусть священники проследят, чтобы потом не придирались».

Ну, мы сами, конечно, понимали, что нам необходим консультант. Это подтверждал и сценарий – он был написан ясным, точным сегодняшним языком, без всякой стилизации под древность. При этом он был посвящён времени рождения христианства. Подлинного и мнимого. И тут уже стало всё случаться само собой. В съёмочной группе был второй режиссер, человек, отвечающий за организацию съёмочного процесса. Он взял сценарий и сказал: «Я поговорю со священником нашего прихода, попрошу его прочесть сценарий».

И вот я помню ослепительно солнечный зимний день – 19 января, Крещение. Наша съёмочная группа – режиссёр Константин Худяков, автор сценария Александр Володин, второй режиссёр Алик Григорович и я стоим перед церковью в Новой деревне. Двери церкви распахнуты, оттуда выходят прихожане с большими бутылями воды, и вода в них кажется голубой, и снег белый, и солнце яркое.
И вот в дверях храма появляется отец Александр. Мне показалось, так у меня навсегда осталось в памяти, что он выше всех, голова непокрыта, чуть седая и радость какая-то у прихожан и вокруг. И солнце это. Потом мы пошли в тот маленький дом при церкви и стали обсуждать сценарий. С того дня прошло 23 года, я не помню сейчас, не могу повторить всех замечаний, которые сделал отец Александр, но помню, что их было много и мы слушали его не дыша. Во-первых, мы все, конечно, были малограмотны, а, главное, уровень его замечаний, глубина его понимания этой работы, того, о чем хотел сказать, что сказал и чего не сумел сказать автор, просто ошеломила нас.
Ну и были, конечно, обычные замечания, связанные просто с нашим недостаточным знанием библейского материала. Мень повесил карту Иудеи и по карте показывал нам, где Вифлеем, где Иерусалим, откуда шли люди. «Вот, видите это расстояние? Его не пройдёшь за день».
И мне запомнилось лицо Володина, какое-то счастливое, вдохновенное лицо, хотя Мень делал много замечаний, говорил о том, что нужно исправить, что не совсем так или совсем не так.

Ну, а потом мы стали просить Меня быть консультантом на картине, что без этого картины не будет и по существу, и формально. Мне казалось, я видела, что отцу Александру не очень хочется входить в это дело. Совсем не хочется, он говорил, что он просто так поможет, если будет нужно. Но мы его молили, и он согласился.

Так отец Александр стал консультантом фильма «Мать Иисуса».
Я помню первое его появление на Художественном совете объединения. Шло обсуждение сценария. Первый говорил Мень. Он держал в руках сценарий с закладками. С одной стороны он проник в самую суть сценария, в его душу. Но он ещё и добавил свои мысли, своё понимание и это было не что-то инородное, другое, как бывает с рекомендациями. Он говорил так, точно это в сценарии уже есть, а этого ещё не было. Я как редактор сидела, записывала, и Володин тоже делал пометки.
Потом, когда мы с Володиным обсуждали замечания, советы, Володин сказал: «Вы поняли, сколько он подсказал?» ...
Мне казалось, что Володин всё время находился в состоянии восхищения Менем. Вообще мы все старались быть умнее, интереснее на этих обсуждениях. Да. Ведь есть же в людях какие-то запасы, возможности, которые не требуются и пропадают. А худсоветы с Менем были другие.

И вот я помню, на том первом обсуждении один член совета, сказал, что его смущает язык сценария, очень уж современный. Тут скрыта опасность: костюмы будут исторические, утварь, декорации – всё будет соответствовать времени, и получится разлад с языком.
«Вот, например, римлянин просит полочку или хоть ремешок от сандалий, принадлежащих Иисусу. Римлянин говорит, что передаст это меценату. Ну, как это можно, – говорил выступающий, – такое современное слово, нужно его заменить более соответствующим времени».

Заключая обсуждение, опять говорил Мень:
«Были замечания, связанные с языком сценария, в какой-то степени я с ними согласен. Но тут нужно действовать очень осторожно. На мой взгляд, автор сделал правильный выбор, потому что органично сплавить стилизованный библейский язык и современный очень трудно.
Хотя кое-что всё-таки можно сделать. Что касается мецената, хочу сказать, что в это время в Риме жил человек по имени Меценат. Он скупал древности, редкие вещи и выставлял на обозрение публики. Оттуда он и пришёл к нам».

Скажу несколько слов о фильме. Действие происходит в Иудее, на третий день после распятия Иисуса. Ещё на земле нет христианства, ещё сообщение о воскресении Христа воспринимается всеми, кроме Марии, недоверчиво, ещё далеко впереди осознание людьми чуда, свершившегося в этот день. И хотя христианского учения ещё нет, распри среди последователей Христа уже возникли. В дом Марии приходит старший брат Иисуса, сын Иосифа, младший брат, сестра Марии, ученик Иисуса, римлянин, фарисей. У каждого из них собственная цель прихода, свои претензии, требования и просьбы, но объединяет их одно – страх и предательство. У ворот собираются толпы жаждущих исцеления, калеки, слепые. Требуют исцеления, потому что сын Марии исцелял.
Как ни странно, но эта недлинная картина, в которой почти нет Евангельских текстов, нет Христа, и осталась за кадром трагедия его распятия, доносит до зрителей свет и правду христианского учения. Она раскрывается в образе Марии. Это – первая работа в кино актрисы Ларисы Богословской. Её Мария свободна от какой-либо стилизации, она естественна, говорит просто, сама того не сознавая, она и есть первая христианка. Духовность передаётся в искусстве, как правило, через символ, иносказание. Здесь режиссёр делает рискованную попытку передать её через реальность – живой, естественный облик Марии. Так духовность обретает плоть. К концу фильма под тем или другим предлогом все покидают дом, а лучше сказать бегут, потому что боятся преследования властей. Так было две тысячи лет назад. Так и сейчас. Народ боится власти. Мария остаётся одна. Она ждёт Сына и верит, что он придёт. «Он вернётся, а я здесь. Я жду Тебя. Я долго могу ждать, сколько нужно. Явишься – а я дома, я здесь…» – говорит Мария.

Натурные съёмки, проходы по пустыне снимались в Крыму. Когда в монтажной смотрели отснятый материал, Мень спросил:
«Где это снимали?» и похвалил: «Нашли библейские места».
Все тогда оживились, обрадовались, стали объяснять где какая панорама снималась, какое время дня, какой был свет. Мень слушал, кивал и получалось, что отец Александр был очевидцем, свидетелем, того, как две тысячи лет назад по Иудейской пустыне шёл Иисус, и вот теперь он будто вспоминает ту пустыню и хвалит оператора, за то, что похоже снято.
Оператор расцвёл от гордости. И тут Мень как будто спохватился и сам почувствовал, что тональность не та и первый рассмеялся и все за ним. Но такова была абсолютная власть его слова, его авторитета.

И последнее. Когда работа над фильмом подходила к концу, все стали уговаривать Меня написать сценарий. Ну невозможно нам было представить, что он больше не придёт. Мень отбивался, говорил, что очень занят, что не умеет писать сценарии. И вот последний Худсовет, и та же просьба, но уже коллективная, хором.
Мень сказал: «Но вы же ставите только художественные фильмы!», и тут наш Художественный руководитель Юлий Яковлевич Райзман, сдержанный, строгий, застёгнутый на все пуговицы, всплеснул руками, у него были длинные, сухие, пальцы и сразу, быстро почти крикнул в ответ:
«Не только, не только, мы можем сделать и документальный фильм». Мень улыбнулся и сказал:
«Я подумаю. У меня есть один замысел, я подумаю».
Потом он позвонил мне и передал заявку и даже написал так осторожно в углу: «Проект заявки», готовился принять замечания. Наш Художественный совет одобрил заявку единодушно и 4 июля 1990 года договор был заключён. Заявка называлась «Тайна жизни и смерти».

Элла Аркадьевна Корсунская (выступление на вечере в день 75-летия Меня)