По при(казу)зыву партии

Летом 1958 вместо каникул мы поехали на целину. Всем вторым курсом, добровольно-принудительно, как тогда шутили.

(Как это было, вспоминает Витя Дубнер, кстати сказать, автор выставленных здесь фотографий. Щелкните и почитайте. У него память покрепче и больше деталей...)

Предшествующим летом небольшая группа физтехов старших (второго-третьего?) курсов выезжала на разведку. Совхоз "Харьковский" Кустанайской области, Казахская ССР. А теперь повезли нас.
В том смысле, что эти ребята в основном и входили в комсомольский штаб целинного отряда МФТИ. Это были хорошие ребята, но строгие в смысле комсомольской дисциплины. Говорю об этом без всякой иронии. Без дисциплины выпущенные на природу физтехи тотчас бы одичали. А так одичание стало наблюдаться лишь в конце второго месяца.
Конечно, с высоты годов, в представлениях и в терминах нового века, некоторые строгости могут показаться слишком крутыми. Например, запретили отращивать бороды. В первой поездке кое-кто отращивал, а местные жители обижались, что, мол, это вы нас за дикарей считаете. Так что официальное разрешение штаба получил только Градиент, у которого борода уже была. Правда, некоторые не послушались, за это попадало младшим командирам.
С выпивкой тоже было довольно строго. И с картами.

Но изначальная строгость заключалась в необходимости самого желания попасть на целину. По призыву партии. Если ты комсомолец, должен добровольно желать, в крайнем случае принеси медицинскую справку, что несмотря на острое желание, тебе целина смертельно опасна.
Не знаю точной статистики, наверное процентов 75 ребят справки не принесли. Из тех, кто поехал, большинство не страдало синдромом принуждения - надо, так надо и даже интересно.
И даже потом, в конце срока, когда было трудновато и замучили дожди и холод, мало кто жаловался. Единственно помню как прыгал от радости Алик Левин, которому родители организовали телеграмму с требованием отпустить по какой-то неотложной надобности. Неудобно было смотреть, как он радуется, мы-то оставались, но все промолчали, не комментировали, перед концом появилась сдержанность. Повзрослели, что-ли.

Сенокосная бригада

Вот это наш стан в голой степи, где мы провели два месяца. Он был расположен километрах в восьми - десяти от центральной бригады. Расстояние никто не мерял, определяю приблизительно - я тратил часа два, чтобы добраться сюда поздно вечером после заседания штаба нашего целинного отряда.
Дороги не было, и однажды я промахнулся и прошел еще лишних километра три, залез в камыши, испугался и с трудом нашел дорогу назад. В нужный момент лег на землю и на фоне просвета у горизонта увидал силуэты палаток. После того случая ребята вывешивали у входа в палатку фонарь. видимый издалека.

Строим дом

Началась наша бригада с нештатной ситуации. После приезда часть ребят, человек 30, остались не распределеными, не попали ни в строители (самая денежная работа), ни в зерновую бригаду. Нас разместили временно в одном из отделений, день мы бездельничали, а на второй день один из местных жителей пригласил нас на помощь - строить дом. На снимке видно, как мы месили в опалубке глину, смешанную с соломой.
А вечером было угощение, с самогоном и бражкой. Бражка была вкусная и вроде бы совсем безопасная. Однако постепенно народ начал отключаться, и хуже того - расползаться по степи. Из центральной усадьбы на газике примчалось начальство, и мы несколько часов собирали ребят. А на следующий день или чуть позже из нас сколотили сенокосную бригаду и отправили куда подальше.

Степной быт

Спали в палатках, не помню, на сене просто или были раскладушки. Сколотили обеденный стол. Привезли нам походную кухню и балок с кухаркой Тоськой. Кормила неплохо, но однообразно, и еще была страшная грязнуля. Дежурные глаз с нее не спускали, заставляли мыть и мыться.
Еще приезжал к ней на лошади ухажер, то ли бригадир, то ли учетчик, и лошадь привязывал прямо к обеденному столу. Ночью лошадь тут же облегчалась. Наши вежливые увещания презрительго игнорировались. Пришлось пойти на крайние меры - ночью лошадку отвязали и сыпанули под хвост перцу. Учетчик сутки гонял по степи на тракторе, возвращался, испускал очередную порцию ругани, и снова уезжал на поиски. Вот когда мы ощутили необъятность целинных земель.

Для туалета вырыли подальше от палаток яму посадочных мест на 8, положили поперек доски. Тем и удовольствовались. Но не все. Один из нас, М. решил вырыть индивидуальную яму, подальше от всех. Он вообще был немного странный. Молчаливый. Яма получилась добротная, глубокая, но кто-то раньше времени ее обновил. М. на всех обиделся и успокоился только через неделю.

Проверка на прочность

Нет, целина не была для нас неприятной обязаловкой. Мы ей были обязаны и первым знакомством с неизвестной раньше сельской жизнью, очень далекой от нашей, городской, и первым уроком самоуправления и самоутверждения. Это было совсем не похоже на короткие веселые вылазки в Подмосковье на уборку картошки, похожие на пикник - поработали без надрыва, побалагурили, попили молочка и с песнями двинули домой в общежитие. Тут было реальное внедрение в жизнь.
Например, одна наша девочка, физтешка, влюбилась в местного тракториста. Домашняя интеллектуальная девочка, сдавшая минимум Ландау, она при появлении тракториста вставала и шла к нему как под наркозом, не замечая ничего и никого. Как сейчас вижу ее нелепую фигуру в ватнике и ватных же штанах, всю вытянутую ему навстречу, и как светилось ее лицо. А он был парень ниже среднего, пустой, дурашливый, его это забавляло и только. Мы даже обсуждали этот вопрос на заседании штаба, слава богу, горячие защитники чести Физтеха остались в меньшинстве и ее оставили в покое.
Еще целина стала проверкой характера, лакмусовой бумажкой, которая высветила каждого - кто лентяй, кто нытик, кто хапуга, и кто человек легкий и веселый и готов работать спокойно и терпеливо .
Работа была разная, сносная и дешевая, потруднее но выгодная, была и очень тяжелая. Не было проблем, когда надо было работать на сенокосилке, сгребать сено граблями или на волокуше. Помню, что неприятно было косить гречиху - ее листья были покрыты пылью и с косилки ты вставал с черной физиономией. Еще было неприятнее на жаре укладывать на машину солому, потому что когда ты закидывал вилами солому на машину, тебе за шиворот сыпалась труха, прилипала к потной спине и быстро жизнь твоя становилась невыносимой. До вечера, пока не снимешь рубашку и не смоешь все эту колючую шелуху.

Как делали овечек

Трудней всего была работа, которая называлась "делать овечек". Представьте себе загон в степи, в нем 300-400 овечек. Каждой надо сделать укол от бруцелеза. Овцы бегают, сбиваются в кучу, кричат от страха. Я должен поймать овцу, схватить за заднюю ногу и волоком подтащить к ветеринару. Когда укол сделан, овцу надо вытолкнуть в соседний загон и идти за следующей.
Я делел овечек раз пять, все выходы может быть кроме одного. Помню, как пришлось работать два дня подряд. Правильно полагая, что погнать нас на второй день будет трудно, приехали самые авторитетные начальники, Володя Михалев, Лева Исаев. Поднимали на подвиг личным примером. Пришлось ехать. Набралось нас человек шесть. Жара была страшная, загон - по колено в жидком навозе, овец двойное стадо. В довершение несчастья, когда половина овец была сделана и силы уже были на исходе, казахи принесли тазик с кумысом. Кислый и прохладный, он пошел прекрасно, но после получаса работы нас стало развозить. Жара, запах овечьей мочи и кумыс составили ужасный коктейль. Мы, шатаясь, приближались к овцам и падая на них, сбивали с ног своим весом. Несколько ребят сидели обессиленные, прислоясь к ограде, когда остальные добивали последних овечек. В том числе и будущий основатель физтеховской агитбригады и будущий замминистра Лев Исаев.
Надо добавить, что трудности этой работы не заканчивались с последней овцой. Когда вы, герои и благодетели, взявшие на себя самую трудную работу, без сил заползали в палатку и распластывались на матрасе, чарез минуту раздавался возмущенный рев:
- Это кто тут в навозной одежде! Пошли вон!
И никакие клятвы, что ты уже помылся и сменил одежду, не помогали - овечий дух так пропитывал твою кожу. что первую, а иногда и вторую ночь приходилось спать снаружи.

Последние недели

Подошла осень, сено скосили, нас вывезли поближе к центру. Пошла уборка хлеба, и характер работы сменился. К работе на комбайне нас ставили только на копнитель, а в основном мы работали с зерном. Когда пошли дожди, а они пошли, зерно начало мокнуть и гореть, приходилось перекидывать его с места н место. Необходимая, но тупая и тяжелая работа. Холодно, дожди, надоело, учеба уже началась, а нас все не отпускали и не отпускали. Последние недели были самые трудные.
Наконец мы едем домой. Не сразу в Москву, сначала заехал домой в Краснодар. До Кропоткина мы ехали вдвоем, кажется, с Валькой Кринским. (Вон он там на фотографии с чемоданчиком.) Залегли в купе на верхние полки. Соседи снизу полдня, пока мы спали, разговаривали шепотом, с опаской поглядывая вверх. Немного повеселели, когда услышали, что мы не беглые арестанты, а студенты-целинники. В Кропоткине на вокзале милиционер ходил вокруг меня кругами, наконец, потребовал документы.
Только у мамы не было сомнений, что за личность стояла на пороге дома. Мама была счастлива.

Трудно быть начальником

Получилось так, что я стал руководителем сенокосной бригады. То ли потому, что после строительства дома я оказался среди тех, кто стоял на ногах, то ли по какой другой причине. Помню, что не раз позавидовал "рядовым" целинникам - отработал, и свободен, играй в шахматы или спи в палатке. Мне же нужно было шагать на центральную усадьбу выбивать мясо и молочные продукты, согласовывать работу на ближайшие дни и воевать с бригадиром, который открыто занижал выполненную нами работу и приписывал ее местным - вы, мол, уедете, а нам тут жить. Мы вообще мало получили денег по окончанию целинной эпопеи, оказалось, что все проели. Вот ребята, что устроились на строительстве в центральной усадьбе, те уехали с деньгами.
Ну и конечно, мне пришлось и самому работать и других расставлять по номерам каждый божий день. И проходила эта расстановка со скрипом, как я сказал, были работы тяжелые, неприятные. Хотелось, чтобы всем доставалось поровну, но не получалось - некоторые отказывались от тяжелой работы, другие взваливали на себя двойную ношу. Это было несправедливо, и я стал воевать с "халтурщиками", переходил на повышенные тона.
Не знаю, чем бы это кончилось, но однажды вечером человек пять друзей вызвали меня из палатки и увели в степь для разговора.
- Кончай командовать, - сказали мне, - это такие же как ты, физтехи, перевоспитывать их поздно, да и невозможно. Принимай товарищей такими, как есть. А с работой мы справимся, не беспокойся. Главное, сохранить нормальную атмосферу в бригаде. Будешь командовать - останешься один.
Не скжу, что я точно запомнил слова, но содержание разговора, его философский смысл я запомнил на всю жизнь. И если потом у меня была самая лучшая, самая дружная лаборатория в институте, если не было проблем в экспедициях - это благодаря той дружеской выволочке. Спасибо, друзья!

Комментарии

С дистанции почти в полвека (надо же!) видно, что целинная программа была если не преступлением, то большой ошибкой. Многим это не нравилось уже тогда, Молотов и другие сталинские зубры протестовали, но Никита был неуправляем. Как в 30м Сталин, уничтожая цвет русского крестьянства, строил апатитовый комбинат и заводы по производству удобрений, вроде бы заботился о сельском хозяйстве, так и Никита, одной рукой поднимал целину, другой разрушал сельское хозяйство в нечерноземной России. И тем и другим двигало желание быстро получить больше зерна, ликвидировать зерновой кризис.
Сейчас пытаются как-то приукрасить дела и портрет Хрущева, но я к нему отношусь крайне отрицательно. К моменту его воцарения страна оправилась от военной и послевоенной разрухи, наука, потенциал промышленности и людской потенциал были на хорошем уровне, и если бы лидеру хватило ума и знаний, тогда еще можно было построить "социализм с человеческим лицом". Но сохранить социализм сталинского типа без сталинских репрессий было невозможно. Итог - загнивание, и началось оно с партаппарата и распространилось на все общество. Двойная мораль, двойные стандарты, говорю одно, а думаю другое - началось с Никиты.
Мы его презирали. Вспоминаю, как в общежитии в фойе перед входом работало радио и физтехи стояли толпой, слушали выступление Хрущева и ржали - он часто расходился, отступал от текста и выдавал такие перлы... Наутро в газетах все было выглажено, и только оставалось в устных рассказах. " Ты слышал, что вчера Никита отмочил?" - спрашивали мы друг друга.
Ну ладно, разоблачил культ личности Сталина (не упомянув о своем личном вкладе). Так ведь истина все равно вышла бы наружу. А сколько он загубил церквей - больше. чем Ленин и Сталин вместе взятые? Сколько разрушил русских деревень, которые и коллективизация и война разрушить не смогли.
В который раз спашиваю почему нам так не везет с правителями? Александр, Николай, снова Александр, снова Николай, снова Александр, Владимир, Иосиф, Никита, Леонид, Михаил, Борис, снова Владимир... Когда это кончится?

Целиной на физтехе пахло давно. В пятьдесят шестом несколько отчаянных ездило на уборку. В пятьдест седьмом поднялся тогдашний третий курс. Мы были на год моложе и ехидно улыбались: месяц практики, купанье во Фрязинском озере, преферанс и волейбол - настраивали на полновесный двухмесячный отпуск. Был отпуск, был сентябрь, была торжественная встреча целинников.
Но однажды в газете появилась статья:"И вы тоже поедете!" У Ге есть картина "Что есть истина?". Как показала практика, истина в названии статьи. Собрали курс. Гремел Шкода. Бархатным басом разливался Володька Михалев. Агитировал Игорь Паишев. Попискивали туристы-альпинисты, просились в горы. Народ безмолствовал и голосовал "за". Многие начали выдумывать поводы и болезни. Было стыдно за них и страшно сессии: кванты, урматы, английский.
Сессия оказалась радужной, набрал полный спектр. Неуд в урматах. Карташев не дал пересдать, утешал: " на целине подработаешь". Все-таки сволочь, первый завал… Опять Фрязино, преферанс, волейбол, частые поездки в Долгопр. Забыл про поход. После экзаменов пошли на байдарках по Шерне, считали пять дней, вышло три. Ужасно обожрались. Основной лозунг " Ударим турпоходом по практике". Ударили, получили значки "Турист СССР", потом филонили на базе.
В конце месяца спихнул хвост на "хор". Перед этим избрали комитет. Что к чему - не понимали, главным стал Шкода. Подавали заявления на целину. Комиссия на полном серьезе спрашивала:
- Читал?
- Да.
- Осознаешь?
- Факт.
- Не уронишь?
- Двумя руками.
- Следующий!
Они потели заказ на 350, а на курсе меньше. Увильнувших четверокурсников поймали. Валька Кринский, Вовка Пономарев и еще трое просили разрешения опоздать с Кавказа. Получили по строгачу в дело, поехали. К двадцатому июля, после краткого отдыха, расписались за подъемные и талоны на питание. Штаб работал во всю, но ста человек не хватило, но сверху не возражали, прием прекратили.
Утром было двадцать первое, прохлада и солнце. Приехали на митинг в районный ДК.

(На этом записки ВД пока заканчиваются, попробую уговорить продолжить...)