|
А.Г. Лермонтов, Воспоминания, часть 2
(запись на диктофон 1996г.)
Вернуться к части первой
Перейти к третьей части
Воспитание
Жили мы в офицерской среде. Вокруг были все военные, я не помню, хотя я был маленький, очень маленький мальчишка, не помню ни одного штатского в нашем окружении. И все мысли наши были военные, военные, военные. У меня есть маленький портрет с бабушкой - я уже в офицерской фуражке, мне было года два, папа подарил эту фуражку.
Тогда служили совсем по другим принципам, чем служат сейчас. Во-первых, они все были страшно далеко от политики.В политике ровным счетом ничего не понимали - социализм, анархизм, коммунизм - для них были совершенно неизвестной грамотой. К сожалению, это впоследствии сильно сказалось после революции, потому что они не могли ответить грамотно студентам, которые проповедовали революцию, и во всех спорах политических студенты оказывались гораздо сильнее, чем офицеры Генштаба или заслуженные наши генералы.
Офицерство того времени отличалось еще тем, что оно служило не за деньги, не за плату. Например, кавалерия. Папа мой получал плату только будучи штабс-ротмистром. Почему? Деньги выдавались очень маленькие, жалованье маленькое, а взносы в офицерское собрание приходилось делать немалые. Там какой-нибудь обед, какой-нибудь ужин, какой-нибудь праздник - и это все вычиталось из жалованья. И когда в конце концов наступало первое число, часто приходилось приплачивать. Конечно, офицеры были все люди довольно состоятельные, обязаны были иметь несколько форм, два коня. Формы очень дорогие, и это их не интересовало, их интересовала служба.
Единственно, что они знали - мы за Веру, Царя и Отечество, мы служим в коннице и служим русскому государству. Они действительно служили верой и правдой. Но никаких других интересов, кроме военных, у них не было.
У нас мама повесила в столовой вывеску: "Попрошу о конях во время обеда не говорить!" Но все равно, только и разговоров было - кони, форма, производство, звания. Жили очень дружно своей чисто военной семьей, совершенно не смешиваясь со штатскими. Дело в том, что у нас в роду было так, что работать в штатских, цивильных предприятиях - это не очень красиво. А если хочешь служить с честью - надо служить в армии.
Но интересно, что армия тоже различалась сильно. Например, к жандармам относились очень плохо. Почему? Потому, что жандармы арестовывали, допрашивали, занимались по их понятиям не офицерским делом. В жандармы уходили офицеры (а туда брали только офицеров), которым не по средствам было служить в коннице, или чем-нибудь провинились по статуту офицерской чести. Вместо того, чтобы выгонять совсем, проступок не очень грязный, плохой, им просто предлагали уйти из полка в жандармы.
Мама рассказывала, как однажды был прием в Петербурге ( они до войны бывали часто в Петербурге ), прием у двоюродного брата отца. Он был женат на двоюродной сестре мамы. Он служил по линии внутренних дел, фамилия его была Миллер. И был прием.
Они штатские люди, ничего не понимают в форме. И на этом приеме мама вдруг видит, что папа мрачнее тучи. Ничего не понимает, и, дождавшись когда приехали домой, мама спрашивает, в чем дело, почему ты такой хмурый, почему сердитый, вроде до того был веселый.
Он отвечает:
- Ты, что не видела, что это было за общество?
- Какое? Офицеры, блестящее общество, голубые мундиры…
- Ты разве не знала, что все это - жандармские офицеры?
Только присутствие жандармов уже портило настроение господам офицерам.
Воспитание мое было чисто военное. Нас готовили к кадетскому корпусу, к юнкерскому училищу, к офицерской карьере. У меня была няня, как сейчас ее помню, у меня есть и фотография, вместе с братом мы снялись с няней Агнией, но она больше следила за нашей чистотой, едой и так далее. А тот, кто следил за нашим поведением, кроме мамы и папы, конечно, - это был денщик, солдат, он для нас был авторитет. Раз он солдат, носит погоны, значит для нас авторитет.
Интересно: Много рассказывали революционеры и всякие левые социалистические и коммунистические газеты и книжки об отношении солдат к офицерам и наоборот. Считалось, что офицер отдален от солдата, смотрит на него с презрением, с высоты. Ничего подобного, все вранье. Вот простой пример. На здании Николаевского училища, одного из самых, как теперь называют, престижных военных училищ в России ( сперва был Пажеский корпус, потом Николаевское училище ) висела надпись: " И будут вечными друзьями солдат, корнет и генерал!".
Например, во всех кавалерийских войсках существовала традиция: каждый год полк праздновал день своего святого, назывался полковой праздник. Но были и эскадронные праздники - каждый эскадрон имел своего покровителя - святого. Это были эскадронные праздники каждый год. Так вот, в день эскадронного праздника после парада была традиция идти на обед, к ротмистру, теперешнему старшему сержанту. Все офицеры и полковой командир шли к простому вахмистру. Ему, конечно, денежно помогали, давали деньги офицерского собрания, вахмистр не мог по своему карману устраивать такие обеды. Но все шли, обедали и с большим вниманием относились к его жене, дочерям, детям.
Папа говорил, что никогда к рядовым не было отношения презрительного В коннице, по крайней мере, не было. Считалось, что каждый офицер - это солдат. Были нижние чины и высшие чины. Так же как были обер-офицеры, штабс-офицеры и генералы. Так первым был солдат, потом унтер-офицер, потом вахмистр, обер-офицер, штаб-офицер. К солдату были отношения по-человечески. Насколько я помню, папа всегда говорил с большим уважением о своих уланах, и у нас дома было так, что мы, мальчишки, относились к уланам с большой почтительностью. Когда мы иногда попадали к папе в полк, заходили в казармы, среди солдат, никто нас от этого не отговаривал. Никогда папа не говорил, не ходи к солдатам. Наоборот, считалось нормально, что дети офицеров вращались среди солдат. Солдат может научить только хорошему, плохому вряд ли научит хороший солдат.
Штатских почти не было в офицерской среде. Дома не помню ни одного штатского. Может кроме родни мамы - мама была из штатской семьи. Но и то это было очень редко, и при этом они были дома, ходили в гости к господам офицерам, но в офицерском собрании я не помню, чтобы они были - это сказывалось чисто кастовое отношение офицеров к другим профессиям.
Это окружение, это воспитание вырабатывало у нас чисто военный дух, даже такую кастовую косточку по отношению к другим сословиям, по отношению к населению, которое не занимается военным делом. Нам с детства прививали понятия о чести, достоинстве, о том, что мы обязаны верно служить Царю и Отечеству. О том, что будучи офицерами, мы будем обязаны проливать свою кровь за Отечество, что мы обязаны относиться к людям по человечески, что мы обязаны быть примером для всего общества. Это нам все внушалось с самого мальчишеского возраста как папой и мамой, так и всем окружением, которое существовало в то время.
Игрушки нам дарили тоже чисто военные. Было очень давно, но я помню, что мне дарили саблю, кирасирские латы, конечно игрушечные, детские. Кирасирские шапки, драгунские, уланские шапки, все игрушки были чисто военного характера. Редко было что-то другое, тогда не было других игрушек. Все носили военный характер и имели целью воспитать в нас военный дух. Я уже с детства, с самого маленького детства знал, как только начал уже что-то понимать, знал что такое ладужка(?) б что такое ташка(?) , что твкое гусарский сапог и почему гусары носят на сапоге медную бляху, почему у адьютантов аксельбант и прочие детали военного обмундирования. Знал, какие полки драгунские, какие гусарские, какие уланские, какие казачьи. Все это впитывалось с детства, и с детства прививалась любовь и верность Царю, верность России, прививалась, что Россия - лучшая страна мира, что служить ей надо честью и правдой.
Прививалась и любовь к крестьянину. Когда мы попадали в имение к папе, мы вращались среди крестьян, ходили с няней и с денщиком в крестьянские дома, играли с крестьянскими детьми. Именно эта классовая вражда, какую описывают господа социалисты, коммунисты и прочая дрянь, она не была врожденной для России. Класс разделял штатских - мы говорили - шпаки - и военных. Но никогда не было классов - это-дворяне, это-крестьяне, это- мещане. Для нас было главное - человек. Мы среди крестьянской России жили, общались с крестьянскими детьми таким же способом, как общались с детьми кавалергардов, с детьми кирасир. Социальной, классовой разницы - этого совершенно не было.
Конечно, надо сказать, что я многого не помню. Не могу я запомнить 13-14 годы, я был слишком маленький, и у меня только отрывки воспоминаний, как какие-то искры, которые вылетают из костра.
Осталось воспоминание от поездки в Сибирь - мама у нас сибирячка и мы ездили туда с папой. Мы были там очень мало времени, с трудом припоминаю дедушку, бабушку, но подробно мне сейчас рассказать о нем было бы трудно, все очень туманно. Вообще ясного довоенного впечатления у меня нет, многое я вспоминаю по рассказам мамы и папы. Но вот помню, например, как мы ходили к одному дяде, маминому брату в Петербурге. Мы были у него в гостях и там поссорились с его детьми. Почему? Потому что они начали нас высмеивать, мы пришли с братом в каких-то военных фуражках, они начали высмеивать, мы поссорились, поспорили, подрались - маленькие были, в 14 году нам с Мишей было 6 лет.. Нам они не понравились своей вольной манерой и издевательством над тем, чем мы жили. Это уже было во время войны.
Когда пришел 1914 год, мы в это время жили в Воронеже. Папа был помошником командира Ново-Архангельского полка. Уходит в поход, на первую мировую войну. Упаковываем вещи и переезжаем в Петербург.
| |
