|
|
СЕМЬЯ ДУРНОВО
Разбирая старые письма, наткнулся на несколько писем,
датированных 57 и 58 годами от Никиты Дурново. Он тогда,
отсидев десять лет в концлагере, был выпущен из Сов. Союза.
Те, кто кончил в 1926 году Крымский кад. корпус его хорошо
знают, я же лично знаю его с 1920 года. В 1920 году мы с ним
оказались в Крыму, в Феодосии, в 3-м классе, в сводно-кадетокой
роте при Константиновском военном училище. Потом вместе
пережили эвакуацию, вместе были в Стрнище и в Белой Церкви.
В
моей памяти он остался как хороший товарищ, высоко
порядочный, всеми любимый, несмотря на то, что был очень
вспыльчив и тогда мог незаслуженно оскорбить, чем попало
ударить и наделать больших глупостей. Особенно если дело
касалось, как ему казалось, его чести, Никита полностью терял
самообладание. В такие минуты у него как-то странно мутнели
глаза, — поэтому и прозвище его было «Никитка мутный глаз»,
на которое он немножко обижался.
В 1926 году мы оба кончили корпус и наши дороги разошлись.
Он поступил в Белграде в «Войну академию», а я поехал учиться в
университет в Любляну.
Войну с Германией он встретил как капитан-летчик югославянокой армии.
Его эскадрилья находилась где-то вблизи
Мостара. Как мне рассказывали, эта эскадрилья в короткую войну
41-го года не особенно хорошо себя показала. В последний день
войны часть самолетов даже не исполнила приказа и не поднялась
с аэродрома. Возмущенный поведением своих сослуживцев, на
следующий день, узнав о капитуляции и не желая вместе с ними
сдаваться в плен, Никита один вылетел на своем аппарате и потом
опустился на Браничком поле, близ Белграда. Там он снял о себя
югославянокне погоны и, как он потом говорил, навсегда
распрощался с югославянской армией. Вскоре он уехал на работу
в Германию, но перед концом войны он почему-то вернулся в
Югославию, где и был выдан советчикам.
Отсидев, как я уже упомянул, 10 лет в концлагере, он каким-то
чудом был выпущен как иностранный подданный Заграницу.
Вернулся он полным инвалидом, наверно потому его и выпустили.
Жена его за это время вышла второй раз замуж и завела новую
семью, за что ее, конечно, трудно винить. Кто бы мог
предположить, что человек после стольких лет может вернуться
Заграницу из советского лагеря,.
А оя приехал и остался один,
больной и никому ненужный. Но он никогда не жаловался на свою
судьбу, в его письмах всегда была бодрость и какая-то теплота и
умиротворенность. В одном из своих писем он мне писал:
«Что
касается меня, то я не жалею о годах проведенных в лагерях и не
беру это с трагической стороны. Наоборот, я теперь больше
привязался к нашим, — душа уж больно хороша у нашего народа.
Да, конечно, годы под советчиной многих испортили, но нельзя
ведь до ним всех равнять».
Он вое мне писал, что мечтает поехать повидать мать, которая
жила где-то под Парижем, он же тогда ютился на окраине Вены.
«Вот все собираюсь поехать к маме, да со здоровием моим пока не
получается», писал он.
Не знаю, удалось ли ему это. Вскоре я
получил от его сожителя извещение о его смерти.
У Никиты была сестра Машута и брат Вася. Вася тоже был наш
крымец, только на несколько лет моложе. Помню, он маленький,
приходил к нам в роту проведать брата. После окончания корпуса,
он поступил в Белградский университет, но мирная жизнь
эмигранта его не удовлетворила. Он вступил в Союз Нового
Поколения, призывавший тогда русскую молодежь к активной
борьбе с большевиками. Этой работе он отдает себя полностью и
как завершение посылается с заданием в Сов. Союз. В 1939 году,
за несколько недель до начала Мировой войны, он вместе с Шурой
Колковым и Леушиным переходит в Польше границу.
Шура Колков тоже наш кадет-крымец. Я его помню тоже еще
по Крыму, — мы в один день с ним приехали с фронтов в
Феодосию; я попал в 3-й, а он в 4-й класс. В то время еще почти
мальчик, ему было лет пятнадцать, он был уже в погонах
вахмистра.
В группе, шедшей в Россию в 1939-ом году Шура Колков был за
руководителя, т. к. уже имел в этом деле стаж. В 1938-ом году он
ходил с заданием в Россию, пробыл там несколько месяцев и
благополучно вернулся обратно. Но из похода 1939-го года ни
Вася Дурново, ни Шура Колков, ни Леушин ие вервулись. Переход
через границу прошел благополучно, но после этого от них
никаких сведений не поступило. Начавшаяся война смешала вое
карты и замела вое следы.
Машута Дурново сначала училась в гимназии в Пановичах
(Словения), потом, как мне кажется, училась ие то в Кикинде, не
то в Бечее. Моя жена помнит ее именно по Паловичам. Машута
была из них самой озорной девчонкой, бичом классных дам, а
потому и одной из самых популярных у подруг. В памяти других,
кто ее знал позднее, она осталась как жизнерадостная, всегда
веселая молодая женщина. Миловидная, с челкой на лбу,
картавящая при разговоре, с огромным запасом энергии, запевала
в хоре, всегда душа общества.
Но это одна сторона ее облика. Как
она себя показала в дальнейшем, она также была человеком,
готовым на большие жертвы. Она как и ее брат Вася стала членом
Союза Нового Поколения и как он, когда было нужно для дела,
бросила вое и пошла в Сов. Союз. Вместе со своим мужем, Георгием Казнаковым,
в 1940-ом году она из Румынии перешла в
Бессарабию, которая тогда была занята Красной армией. Потом от
них было сообщение, что оии благополучно добрались до
Кишенева. Больше известий не было, — что сталось с ними, так и
осталось неизвестно.
Теперь, оглядываясь назад, смотришь на вое другими, более
трезвыми глазами. Конечно, много было ненужной бравады, по
молодости лет лишней самоуверенности, часто неосновательной и
раздражающей других нетерпимости, но не будь этих так
называемых «Нацмальчиков», нечем было бы вспомнить нам,
тогдашней русской молодежи в Югославии — теперь старикам —
эти предвоенные годы.
Мать Дурново, сама в прошлом сестра милосердая Добровольческой армии,
вырастившая двух сыновей и дочь, умерла
одинокая и всеми забытая, несколько лет назад в старческом доме
под Парижем.
К слову сказать, мне Никита Дурново писал, что после выхода
из концлагеря, перед тем, как быть выпущенным Заграницу, он
был направлен в транзитный лагерь для тех, кого собираются
выпустить из Сов. Союза. Там он встретил еще одного нашего
кадета-крымца, Колю Воинова, а также Марью Дмитриевну
Пепескул, игравшую в начале важную роль в Союзе Нового
Поколения. Но как видно большевики раздумали их выпустить, т.
к. о них позднее ничего не было слышно.
Борис Павлов.
|