Верховной волей полководца
Наш корпус Крымским наречен.
Почтим же память венценосца,
И "звериаду" пропоем!

Под шумный рокот волн игривых,
В манящей сени крымских гор,
Стоит свидетель молчаливо,
Оборотя к России взор.

Шумит волна волной прилива,
Журча, стремится с гор поток,
Омыв водами торопливо
Горящий берега песок.

Там Ориадны замок шумный
Во дни суровых русских бед,
Когда народ восстал безумный,
Принял под кров лихих кадет.

Нас воспитал орел двуглавый,
Смертельно раненый в бою,
Покрытый громом вечной славы,
Он не склонил главу свою.

Погибла мощь былой России,
Пал Крым под натиском врагов, 
И вот уже сыны России
У чуждых сербских берегов.

Гремела слава корпусная,
Внушая всем словенцам страх, 
И от Стрнище  до Дуная
Во всех столичных городах.

Воспрянь орел, больные крылья
Пусть отдохнут в чужой земле,
Лишь ты один в звено насилья
Порвешь в туманной русской мгле.

Верь в час победы  крымец твердо
И помня это много лет,
Иди служи России гордо
Доколе крымский ты кадет.

Всегда с тобой твой корпус крымский,
Гордится везде, что ты кадет,
Борись всегда за стяг российский,
Служи отчизне весь свой век!

Нечто о «ЗВЕРИАДЕ»

Недавно мне довелось прочесть о споре, который вели два бывших кадета. Спор касался происхождения «Звериады», известной кадетской песни. Заинтересовал меня этот спор еще и потому, что оба спорщика были кадетами моего Первого кадетского корпуса. Одна сторона утверждала, что первый автор этой песни был Лермонтов и происходит она, таким образом, из Николаевского кавалерийского училища, вернее из Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, другая считала родиной «Звериады» наш корпус и автором ее Рылеева.

Я полагаю, что этот спор разрешить трудно, но он навел меня на некоторые воспоминания, касающиеся судьбы нашей «Звериады» Первого корпуса. Она представляла собой толстую книгу в которую каждый выпуск вписывал еще звериаду своего выпуска. В седьмом классе, обычно был особый «хранитель звериады». Чтобы она не попала в руки воспитателей, было издавно «хранитель» держал ее у себя дома.

В мае 1915 г., на выпускные экзамены прибыл, как он это делал нередко, Великий Князь Константин Константинович. Как и обычно, не сопровождаемый никем, он вошел в класс, принял рапорт дежурного по классу, попросил преподавателя продолжать экзамен, а сам прошел на «Камчатку» и сел на одной из последних парт.
Это он делал всегда, но тут случай сыграл роковую роль:
он попал на место «хранителя звериады», который в это время отвечал у доски, а звериада лежала в его парте. Он принес ее из дому, имея в виду внести в нее звериаду нашего выпуска и затем передать ее следующему седьмому классу. Великий Князь открыл парту и, увидев странный футляр, открыл его, стал перелистывать книгу и заинтересовался ее содержанием.
Он уже не слушал ответы несчастного «хранителя» и был потревожен только вопросом экзаменатора: «Неугодно ли Вашему Императорскому Высочеству задать несколько вопросов?» Великий Князь, повидимому, машинально ответил: «Нет. Отлично и так».
Изумленный этим ответом экзаменатор несмотря на немалое «плаванье» плохого математика был принужден поставить ему довольно крупную отметку. Возвратившийся к своему месту «хранитель» был встречен вопросом Великого Князя:
«Это — твое?»
«Так точно, Ваше Императорское Высочество, — выпускное».
«Можно взять почитать? Я верну потом».
Бедному кадету ничего не оставалось, как «разрешить».

Событие это может быть и было бы скрыто, если бы звериаду Великий Князь вернул, но... В четверг 2 июня мы, находившиеся в это время в лагере корпуса в Петергофе, были поражены известием о смерти Великого Князя. Как нам говорили, в кабинете Великого Князя на письменном столе нашли раскрытую тетрадь нашей звериады. Таким образом был раскрыт секрет пропажи нашей звериады.
Как будто звериада была возобновлена следующим выпуском, 168- м, но уже по памяти. Следующий за ним 169-й выпуск считал, что так как нас переименовали в военную гимназию и мы перестали быть кадетами, то звериаду следующему выпуску передавать не нужно, мы же 170-й выпуск, несмотря ни на что, ни на то, что у нас отняли погоны и кокарды, продолжали считать себя кадетами и возобновили звериаду.

Для этого возобновления, ночью, в декабре, была устроена специальная торжественная процессия из спальни по нижнему коридору, по большой лестнице в ротный зал. Каждый нес свечу. Думаю, что случайные прохожие были не мало удивлены мельканием свечей в верхнем этаже корпуса. В начале, кажется, апреля корпус перестал существовать и, конечно, с ним кончилась и наша звериада.
Н. Косяков

ПОХОРОНЫ «АЛЬМАНАХА»

Похороны Nautical Almanach'а, происходившую в старшей гардемаринской роте во время выпускных экзаменов.
Обычно болезнь Альманаха начинается дня за два до окончания экзаменов по мореходной астрономии. Бюлетени о его здоровье вывешиваются на английском языке. У помещения старшей роты вешается флаг «мыслите» (меньше ход.), и все роты в строю идут «на носках», несмотря ни на какие приказания офицеров: «Тверже ногу».
Пение и громкие разговоры прекращаются, команды фельдфебелей и унтер- офицеров подаются в полголоса, так же как и ответы строем.
Жизнь всех рот регулируется так, как будто в доме есть тяжело больной, которого нельзя беспокоить. Листки с температурой больного появляются в самых разнообразных местах. В день экзамена по астрономии здоровье Альманаха ухудшается, и в момент конца экзамена он умирает, о чем корпус немедленно же извещается траурным объявлением.
Альманах кладут в бумажный гроб, где он лежит до похорон. Похороны совершаются тайно, ночью чтобы никто не знал из посторонних не мог бы их видеть. У умершего Альманаха полагается вдова, роль которой исполняет гардемарин, отвечавший последним на экзамене по астрономии. Вдова, во всем черном, безутешно рыдает громовым басом, и при ней безотлучно находится «адъютант корпуса», который ее утешает.
Вдове Альманаха рекомендуется присылать соболезнующие телеграммы. Как и полагается во всех морских церемониях, председательствует Нептун, с трезубцем в руке, окруженный своей свитой. Церемонию совершают три жреца в самых фантастических костюмах и с длинными волосами. Кроме того, в церемонии принимают участие: хор плакальщиц, во всем белом: почетный караул, совершенно нагой, с небольшими повязками на бедрах: представители от Гринвича, Пулкова и от «шпаков», а также две артиллерийские батареи, люди которых должны быть рослыми, с сильными голосами, в костюме Адама, с маленькой повязкой на бедрах. Они впряжены в орудия цугом, въезжают в помещение и выезжают из него карьером.

Затем идет все «корпусное начальство». Представляющие начальство должны при произношении им соответствующих «восхвалений» кашлять и делать вид, что не слышат. Кроме того, на торжество приглашаются по три представителя от каждой роты, в заранее указанной форме одежды. Во все время церемонии они должны оставаться серьезными и хранить полное молчание. Гроб Альманаха выносится и тайно, под пение, несется в назначенное место. Отпевание совершается по заранее составленным песнопениям, в которых перебирается, конечно все начальство.

Песнопения имеют тон погребальный. Главный жрец вздымает руки к небу, обращаясь к Нептуну. Нептун произносит высокую речь в похвалу Альманаха, причем в речь вставлены всевозможные астрономические и математические термины. Вообще все торжество можно разделить на две части: первая, когда Альманаха восхваляют и скорбят о его кончине, и вторая, обратная, когда все его ругают и плюют на него под неутешное басовое рыдание вдовы.
Под конец службы произносится анафема всему начальству, которого не любили, и многолетие нескольким избранным.

По окончании службы главный жрец торжественно поджигает Альманах, который горит под залпы орудий. Затем происходит парад, как будто бы его и не было вовсе. Я передаю это торжество в конспективной форме. Каждый выпуск варьировал его в зависимости от артистических способностей усторителей.

Нужно сказать еще несколько слов о «Золотой Книге». О ней все мы знали с первых дней пребывания в корпусе. Еще кадетами младшей роты мы с увлечением переписывали «поэзию» из нее, оставленную в наследство от предыдущих выпусков (у меня сохранились две тетради таких выписок).
Но тут надо оговориться: хоть о «Золотой Книге» всем было хорошо известно и считалось, что она хранится у фельдфебеля старшей роты и передается им следующему выпуску, но из опроса многих офицеров, старых и молодых, выяснилось, что никто и никогда ее не видел.
Поэтому мне кажтеся, что будет более правильно думать, что «Золотая Книга» как таковая, в которую вносились произведения на разные случаи жизни, как в стенах корпуса, так и в учебных плаваниях, не существовала. А просто, появившиеся в разные времена «поэзии» расходились по ротам, записывались из года в год переходили, с вновь повяляющимися добавлениями, в тетради воспитанников. Таким образом дошли до наших дней и стихи о дальних плаваниях на фрегате «ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ» (1892-93 г.г.) «У штурвала» (1880 г.). Звериада 1888 года и более поздние, как «Баллада о истории Морского корпуса 1701-1901 г.г.», «б ноября 1906 г.», «Обклад Гестеско» (Лушкова) и «Кошмар гардемарина марсафлота» (1912).

Не все обычаи остаются постоянными, а со временем часто видоизменяются и даже вообще исчезают, в зависимости от эпохи, от эволюции службы, которая, в свою очередь, следует за техническим прогрессом материальной части.
Г. Усаров.

Последний вице- фельдфебель Крымского корпуса Евгений Лазарев, написал и отправил вдове Татьяне Сперанской копию памятки «Ночной традиционный парад», в которой описал передачу традиций уходящего выпуска следующему за ним выпуску кадет.
Свою «памятку» он посвятил Глебу Сперанскому и его близкому другу, также ныне покойному, своему родному брату Льву Лазареву. Не имея возможности поместить всю памятку, мы ограничиваемся печатанием первой страницы и кратким пересказом остальной части.

Всякий желающий получить представление о некоторых традициях, должен прочитать «Ночной парад».

Ночь тиха. Пруды уж спят, 
Рощи шепчутся листвой, 
Спит и серб наш часовой, 
Кадеты-крымцы лишь не спят. 

   Страж стоит у тех казарм, 
   Где раскинулась большая 
   Роща, а за ней плацдарм, 
   А на нем идут шагая — 
   Строем призраки. Идет 
   Строй за строем легион!...
 
Часовой в толк не возьмет — 
Что такое, что за сон?! 
В темноте июньской ночи 
Спит Белоцерковский град, 
Крепко смежив свои очи 

   Крымцы ж — в поле на парад! 
   По традиции старинной 
   Назывался он «ночной». 
   Это выпуск наш прощался 
   С школой воинской родной.

Далее идет краткое, но красочное описание истории поля. Автор говорит о том, как на нем когда-то возводили курганы, как по нему скакали полки венгерских гусар, как проходила по полю русская конница на службу Царю-батюшке... Позже по полю шагал генерал Врангель, приветствуя кадет-крымцев на параде.

Посреди поля — стол. На столе лежит обшитая бархатом кадетская святыня — «Звериада» и стоит бокал вина, в который опущен крымский жетон: крест с двуглавым орлом и литерами «КК».
Вкратце говорится о болезненном соединении двух корпусов — Полтавского и Владикавказского — в один Крымский корпус. Автор напоминает, что в конце концов кадеты, поняв, что на чужбине мы должны быть едины, объединяются под одним именем, под одним названием «Крымский корпус». Прозвучали роковые слова:
«В этот день святых Царей Константина и Елены знайте, что путь крымцев нами завершен, не ждите смены».
(Это было 3 июня 1929 года, последнего года существования Крымского кадетского корпуса.

Фельдфебель Лазарев описывает ночной парад последнего, 6-го выпуска. Однако традиции корпуса хранились еще два года: последним выпуском Крымского корпуса считается 8-й традиционный.

Счет выпусков шел не со дня основания корпуса в 1920 году, а с 1924 года, когда было положено начало традициям Крымского корпуса и создана «Звериада» корпуса. Поэтому при упоминании выпуска прибавляется слово «традиционный», чтобы не путать счет выпусков со дня основания корпуса в 1920 году с традиционным началом в 1924 году. — Ред.).

После торжественной передачи «Звериады» следующему выпуску, выходят две выпускные дамы. Владикавказского и Полтавского корпусов, в кадетских мундирах и с фуражками на головах. Это Лена Киселева и Катя Дзечканец. Они молча торжественно обходят строй и становятся на правом фланге. Генералы выпусков надевают им жетоны в петлицы.
Последним актом ночного парада является пение песни Крымского корпуса «Мы бывалые кадеты» и передача «Звериады» в руки ее новому хранителю следующего, 7-го выпуска.
Жетоны надеты новому выпуску, совершен путь преемственности, ночной парад закончен.

Евгений Лазарев-Миронов

Нам Царь — отец, 
Нам мать — Россия, 
Семья родная — наш народ, 
И эти истины святые 
Хранит кадет из рода в род.

Заветы нам даны такие:
Своих нигде не выдавать, 
Служить Престолу и России, 
За них и жить, и умирать.

Заветы эти сохраняя, 
Служили деды и отцы. 
Их каждый выпуск, уезжая, 
С собою нес во все концы.

А с ними беды и напасти 
Всегда нам были нипочем. 
По ним мы в счастьи и в несчастьи 
Везде друг друга узнаем.

И вот теперь, попав в изгнанье, 
От нашей Родины вдали, 
В дни униженья, в дни страданья 
Твое мы слово сберегли.

Хранили в будничных заботах, 
В глубоких шахтах, в гаражах, 
В портах, в скитаньях, на работах, 
В лесах, в деревнях, в городах,

В «статистиках», в оркестрах, хорах, 
В тяжелом, каторжном труде, 
И там, где жили, — в разных норах, 
Остались верными тебе.

Родной свой корпус вспоминая 
И Твой завет, наш Рыцарь-Царь, 
Мы в День святого Николая 
Собрались вместе, как и встарь.

Разнообразно все одеты:
И сторож тут, и господин.
Но взглянешь... те же мы кадеты,
И все похожи, как один.

Родная речь весельем льется, 
По кругу чарочка пошла,
И звериада раздается, 
И видишь — Родина жива!

Опять смеяться, петь охочи, 
И каждый счастлив выше меры, 
Что в этот день он не рабочий:
Он снова РУССКИЙ ОФИЦЕР.

Мы чужды всем здесь. И дорога 
У нас со всеми не одна:
У нас могуча вера в Бога 
И вера в Белого Царя.

Мы знаем — сгинут дни лихие, 
Все это временно, друзья, 
Восстанет мощная Россия, 
Воскреснет Родина моя.

Поднимем голову высоко, 
Блеснет наш меч, как солнце с гор. 
И кровью вражеской жестоко 
Мы смоем временный позор.

Войдем мы в град освобожденный 
Под звон родных колоколов, 
Увидим корпус возрожденный, 
Родной приют увидим вновь.

Он возродится, корпус славный, 
Под прежним именем своим. 
И Твой завет, наш Шеф Державный, 
Мы им тогда передадим.