Магнитные бури нашего Отечества

 
   Наши наседали, 
                  крыли  
                      по трапам, 
    Кашею грузился 
                последний 
                     эшелон, 
    Хлопнув дверью 
             сухой, как рапорт, 
   Из штаба опустевшего 
                 вышел он.
   
    Глядя на ноги, 
                 шагом резким
    Шел Врангель 
               в черной 
                  черкеске.
    Город бросили. 
    На молу  
                голо.
    Лодка шестивесельная 
                    стоит у мола. 
    И над белым  
            тленом, 
                  как от пули падающей, 
     На оба колена 
                упал 
                  главнокомандующий. 
      Трижды землю поцеловавши,
                 трижды город 
                     перекрестил... 
       Под пулями 
                 в лодку прыгнул. - 
       
        Ваше Превосходительство, 
                       грести? 
         Грести...
 
В. Маяковский,   1926
 

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ БЕЛОЙ АРМИИ «ЧЕРНОГО БАРОНА» ПЕТРА ВРАНГЕЛЯ

Настоящая публикация — попытка показать трагическое величие Белого движения в лицах, причем в наиболее переломное время — последнее отчаянное сопротивление в Крыму и первое десятилетие рассеяния после исхода. Оно прошло под водительством одного из ярчайших деятелей отечественной истории — Петра Николаевича Врангеля — и обрело после его смерти явственные черты некоего символа: недаром одним из первых приказов Главнокомандующего бывшие вооруженные силы на юге России, остаток которых передал ему генерал Деникин, были названы Русской армией.
И все же нельзя не сказать несколько слов о судьбе самой армии и ее вождя, а также о прошлом и настоящем семьи, из архива которой появились на свет Божий все нижеприведенные сведения.

ВРАНГЕЛЬ И ВРАНГЕЛЕВЦЫ

Генерал барон Петр Николаевич Врангель родился 15 августа 1878 года в семье потомственных дворян Петроградской губернии, принадлежавшей к старинному и знатному роду датского происхождения, известному от начала XII столетия. Более всего представители семейства выдвинулись на военном поприще: в Дании, Швеции, Германии, Австрии, Голландии, Испании и впоследствии в России — они дали семь фельдмаршалов, более тридцати генералов и семь адмиралов. В 1709 году на поле Полтавской битвы остались лежать 22 представителя рода; они воевали тогда, конечно, еще на стороне шведов, но уже к концу XIX века представители русских линий Врангелей занимали первое место (40 человек), шведских — второе (37), прусских — третье (11). В 1930-е годы в Эстонии выходил даже особый журнал «Акта Врангелиана» на разных языках.
Получив образование горного инженера, Петр Врангель отправился добровольцем на японскую войну, вернувшись с которой окончил Николаевскую академию Генерального штаба. В Первой мировой, или, как ее звали тогда, Второй Отечественной, участвовал с самого начала и уже 6 августа 1914 года совершил геройский подвиг:
под деревней Каушен атаковал в конном строю германскую батарею и захватил ее, за что получил орден св. Георгия 4-й степени. Окон войну в июле 1917-го командующим Сводным конным корпусом в чине генерал- майора. Затем был назначен командовать 3-м Конным корпусом, но, как скупо гласит составленный 29 декабря 1921 года уже в Константинополе «Послужной список» (так называемый «формуляр»): «вследствие большевистского переворота от службы врагам Родины отказался, в командование корпусом не вступил».
На время Врангель уехал в Крым. С образованием Добровольческой армиии пополнил ее ряды и занялся преобразованием конницы, командуя сначала дивизией, а затем армией и, наконец, в 1919 году — всей добровольческой армией (которая тогда составляла часть вооруженных сил на юге России). В приказе войскам по этому случаю он со свойственной ему краткой точностью написал:
«Мы сражаемся за правое дело, правым владеет Бог!»
Когда в конце 1919-го белые стали терпеть поражение, обострились и отношения между П. Н. Врангелем и А. И. Деникиным — двумя выдающимися военачальниками, по-разному понимавшими первоочередные задачи войны.
Врангель уехал в Константинополь, наступление деникинских войск окончилось новороссийской эвакуацией.
Остатки белых были перевезены по морю в Крым, где подавленный Деникин счел нравственным долгом уйти с поста главнокомандующего. Это случилось в Феодосии; доныне сохранилось здание гостиницы, где происходила историческая драма, участники которой вели себя с редким достоинством. Вслушаемся в слова отданных по сему поводу приказов. Главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России А. Деникин — Председателю Военного Совета генералу А. М. Драгомирову. 20 марта 1920 года: «Три года Российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбой. Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность Армии и в ея историческое призвание не потеряна, но внутренняя связь между вождем и Армией порвана. И я не в силах более вести ее.
Предлагаю Военному Совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование».
Совет называет кандидатуру П. Н. Врангеля, и два дня спустя Деникин издает свой последний приказ за № 2899: «I. Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами на Юге России. 2. Всем, честно шедшим со мной в тяжкой борьбе, низкий поклон. Господи, дай победу Армии, спаси Россию».
23 марта Врангель отдает в Севастополе свой первый приказ в качестве Главкома за № 2900:
«В глубоком сознании ответственности перед родиной я становлюсь во главе Вооруженных сил Юга России. Я сделаю все, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося тяжелого положения. Призываю верных сынов Родины напрячь все силы, помогая мне выполнить мой долг. Зная доблестные войска и флот, с которыми я делил победы и часы невзгод, я уверен, что армия грудью своей защитит подступы к Крыму, а флот надежно обеспечит побережье. В этом — залог нашего успеха. С верой в помощь Божью приступим к работе».
Состояние дел было аховое; к тому же бывшие союзники России по мировой войне начали один за другим предавать белых. День спустя в речи перед представителями духовенства и общественных деятелей на борту крейсера «Генерал Корнилов» Врангель изложил свою задачу еще более откровенно:
«Вы знаете наше положение, знаете то тяжелое наследство, которое досталось мне, и слышали уже, вероятно, о том новом ударе, который нанесен нам нашими недавними союзниками. При этих условиях с моей стороны было бы бесчестно обещать вам победу. Я могу обещать лишь с честью вывести вас из тяжелого положения».

Врангель решительно восстановил внутренний порядок в частях, вернул к ним доверие населения. Удачными действиями на фронте, особенно полным разгромом красной конницы под командованием человека со знаковой фамилией Жлоба, очистил всю территорию Крыма и вышел на стратегический простор за пределы полуострова.
Но главным его успехом было никак не дававшееся Деникину обустройство тыла. Его метод метко, но не совсем точно назвали «левая политика правыми руками». И не вина Врангеля в том, что из-за внешних препятствий, в особенности предательского мира, заключенного новообразованной Польшей с большевиками, он не сумел довести своего дела до успешного завершения.

Но достаточно заметить, что врангелевский Крым был единственной в 1920 году страной Европы, вывозившей хлеб на продажу за границу (об этом с восхищением пишет В. В. Шульгин в своей книге «1920 год»). Врангель достиг этого в предельно сжатые сроки толковыми мерами — урегулировав отношения с различными народностями и призвав на помощь ту общественность, которая желала действовать, а не болтать, врангелевское правительство за недели выработало новые правила земельных отношений между крестьянами и землевладельцами. В выпущенной в Константинополе книге «приказ Главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России о земле от 25 мая 1920 года» помещено в качестве предисловия «Правительственное сообщение по земельному вопросу», гласящее:
«Сущность земельной реформы, возвещенной в приказе Главнокомандующего о земле, — проста. Она может быть выражена в немногих словах: земля — трудящимся на ней хозяевам... Земли, хотя и без немедленного размежевания, передаются в вечную, наследственную собственность каждого хозяина. Такой порядок землепользования всего более обеспечит хорошее ведение хозяйства. Этим установляется коренное отличие ныне осуществляемой земельной реформы от всяких опытов коммунистического характера, столь ненавистных русскому крестьянству».

Однако силы были слишком неравны. Брошенный всеми небольшой полуостров оказался одинок в противостоянии с охваченными марксистским чужебесием ордами и неминуемо должен был погибнуть. Белые воины насмерть стояли на укреплениях перешейка, отделявшего Крым от материка. Но Троцкий не жалел людей, заваливая трупами Перекоп, лишь бы сломить последний оплот свободной России. Потеряв в оборонительных боях половину действующих сил, Врангель встал перед выбором — погибнуть всем, включая гражданских беженцев, или спасти оставшихся, но оставить родину. Сознавая свою ответственность перед людьми и Богом, он издает 20 октября 1920 года приказ:
«Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок Русской Земли, где существует право и правда. В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.
По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага. Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Открыто, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлет Господь всем силы и разум пережить и одолеть русское лихолетье».

Эвакуацию Белой армии впоследствии изучали в военных академиях как образец проведения военной операции. Врангель сдержал слово и вывез всех, кто выразил о том желание, причем из иностранцев оказали помощь его армии только французы. Всего с 11 по 16 ноября по новому стилю к Царьграду прибыло и сосредоточилось в Босфоре 126 судов военного и торгового флота, имевших на борту около 150 тысяч человек, из числа которых было свыше 100 тысяч воинских чинов и пятьдесят — гражданского населения, включая свыше 20 тысяч женщин, около 7 тысяч детей и 6 тысяч больных и раненых. Немалое число колеблющихся осталось, поверив большевистским посулам амнистии, — эти сто с лишним тысяч, расстрелянных вскоре Розалией Землячкой и Бела Куном, стоят в самом начале миллионных рядов «от большевиков умученных», кровь которых вопиет к небу.

...В Турции армия генерала Врангеля расположилась в лагерях Галлиполи (который русские быстро переиначили на свой лад в «Голое поле»), Чаталджи и Лемносе, флот был отведен в североафриканский порт Бизерту.
Солдаты и офицеры белого воинства тогда надеялись еще вернуться в свободную от коминтерновского захвата страну. Судьба уготовила им иное, не менее важное задание. Как пишет историк русского рассеяния М. Назаров:
«Этим людям не было суждено увидеть Россию. Галлиполийское чудо, длившееся около года, было последним подвигом Белой армии. Но им предстояло оказать решающее влияние на становление русской политической эмиграции».
К 1922 году Врангель понял, что бывшие союзники России помощи последним ее воинам не дадут, и заявил: «Я ушел из Крыма с твердой надеждой, что не вынуждены будем протягивать руку за подаянием, а получим помощь от Франции как должное, за кровь, пролитую в войне, за нашу стойкость и верность общему делу спасения Европы. Правительство Франции, однако, приняло другое решение. Я не могу не считаться с этим и принимаю все меры, чтобы перевести наши войска в славянские земли, где они встретят братский прием».

В 1922 — 1923 годах Русская армия была переведена, в основном, в Югославию (чей монарх Александр I, 1888-1934, получил военное образование в Петербурге. Патриарх Варнава был воспитанником Санкт- Петербургской духовной академии) и Болгарию. Заслуги первой Врангель отмечал в беседе с корреспондентом «Нового времени» 1 февраля 1927 года:
«...одно лишь королевство Сербов, Хорватов и Словенцев протянуло нам руку помощи. Все прочие великие державы, за общее дело с которыми Россия пролила потоки крови, поспешили одна за другой признать власть красных насильников».
В последней русских воинов сперва очень жаловало левое правительство Стамболийского, но когда в 1923 году они помогли малочисленной болгарской армии справиться с коммунистическим мятежом, положение резко изменилось в лучшую сторону.
Военные структуры не были распущены: армия сохранилась в виде рассеянных по разным странам военизированных формирований РОВС (Русского Обще-Воинского Союза). Его члены шли на самые тяжелые работы — прокладку дорог, в рудники и шахты, после основного занятия, собираясь вечерами вновь по полкам и соединениям.
Такая постановка дела продиктована Врангелем в приказе № 1 от 14 января 1926 года:

«...Как в бою развертывается полк, разбивается на батальоны, роты, взводы, звенья, принимает рассыпной бой, так Армия изгнанница из лагерей Галлиполи, Лемноса, Чаталджи разошлась по братским славянским странам, рассыпалась по горам Македонии, шахтам Болгарии, заводам Франции, Бельгии, Нового Света. Рассыпалась, но осталась Армией, — воинами, спаянными единой волей, связанными между собой и своими начальниками, одушевленными единым порывом, одной жертвенной готовностью. Среди тяжелых испытаний армия устояла. Не ослабла воля. Не угас огонь. Придет день, протрубит сбор, сомкнутся ряды, и вновь пойдем мы служить Родине. Бог не оставит нас, Россия не забудет».

В конце того же 1926 года генерал Врангель, устроив судьбу врученных его попечению белых воинов, решил переехать на жительство в Бельгию: Франция не устраивала его как страна, оказавшаяся неверной взятым на себя союзническим обязательствам; получать жалованье из оставшейся белой казны не позволяли честь и гордость.
11 октября 1926 года Врангель говорил в своей прощальной речи в зале русского офицерского собрания в Белграде о «подвиге русского изгнанника, который, потеряв Родину, достояние, лишенный правовой защиты, безмолвно несет свой крест, блюдет достоинство русского имени, непосильным трудом обеспечивает свою независимость. В Сербии, Болгарии, Франции, Бельгии, Германии, в Америке и на Дальнем Востоке — всюду, куда злая судьба забросила русских бездомников, они сумели заставить ценить русский труд, русские исключительные дарования. Во всех областях искусства, науки, прикладных знаний русский талант, русский гений, русская самобытность сумели завоевать к себе и в Старом, и в Новом Свете мировую известность. В исключительных условиях существования вне родины сохранилась Русская Церковь, кадры старой Российской Армии, русская школа, русская печать. И всюду, куда забросила судьба русского человека, он сумел создать уголок России».

В ноябре 1926 года генерал Врангель выехал в сопровождении своего личного секретаря Н. М. Котляревского в Бельгию. В первый день последнего года своей земной жизни Врангель издал обычный новогодний приказ, отмечавший тягостный юбилей:

«Ушел еще год. Десятый год русского лихолетия. Россию заменила Триэсерия. Нашей Родиной владеет интернационал. Но национальная Россия жива. Она не умрет, пока продолжается на русской земле борьба с поработителями Родины, пока сохраняется за рубежом готовая помочь в ее борьбе зарубежная Армия... Не обольщаясь привычными возможностями, но не смущаясь горькими испытаниями, помня, что побеждает лишь тот, кто умеет хотеть, дерзать и терпеть, будем выполнять свой долг».

8 марта 1928 года генерал простудился и слег в постель. Лечил его русский доктор немецкого происхождения Вейнсрт. Вызванный из Парижа профессор И. П. Алексинский вспоминал такие слова генерала:

«Меня мучает мой мозг. Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей, передо мной непрерывно развертываются картины Крыма, боев, эвакуации... Мозг против моего желания лихорадочно работает, голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиций... Меня страшно утомляет эта работа мозга. Я не могу с этим бороться... Картины войны все время передо мной, и я пишу все время приказы... приказы, приказы!»
Однако на первый день православной Пасхи, пришедшейся тогда на 15 апреля, генерал почувствовал себя совершенно здоровым и заявил собравшимся домочадцам, что собирается вставать. Вдруг в полдень произошел сильнейший нервный припадок: от страшного внутреннего возбуждения он кричал минут сорок. Одновременно наступило резкое ослабление деятельности сердца.

Был вызван духовник прот. Василий Виноградов, которому после исповеди и причащения св. Тайн, Главнокомандующий Русской армией сказал:

«Я готов служить в освобожденной России хотя бы простым солдатом...»
25 апреля 1928 года в девять часов утра генерал тихо скончался. Последними его словами были: «Боже, спаси Армию!»

ИСТОРИЯ СЕМЬИ И АРХИВА

Фотографии, публикуемые в этом номере «Родины», принадлежат Марии Николаевне Апраксиной и Владимиру Николаевичу Котляревскому, живущим ныне в Брюсселе. М. Н. Апраксина, урожденная Котляревская, — дочь Николая Михайловича Котляревского, личного секретаря барона Врангеля, чьими стараниями и был сохранен для потомства огромный свод документов, принадлежащих последнему главнокомандующему Русской армией. Семья Апраксиных-Котляревских насчитывает в своей истории множество славных российских фамилий: Кузьминых-Караваевых, Дурново, Барятинских, Стенбок-Ферморов, Родзянко, Мусиных-Пушкиных, Шереметевых, Воронцовых-Дашковых, Шуваловых. Через поныне здравствующую в Каннах княгиню Марию Илларионовну Романову, урожденную Воронцову-Дашкову, эта семья находится в родстве и с царствующим домом. Есть среди этих звучных имен и те, которые вошли в вечность через литературу:

прапрапрадед Марии Николаевны — известный археолог граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744—1817), открывший рукопись «Слова о полку Игореве»; другой Котляревский — Иван Петрович, сочинитель «Анеиды» и «Наталки Полтавки», почитается основателем малороссийской художественной словесности. Вот в таком именитом роду и появился на свет в 1890 году будущий статский советник и секретарь Главнокомандующего Русской армией Николай Михайлович Котляревский, потомственный дворянин Полтавской губернии.
Окончив юридический факультет Новороссийского университета, он с первых дней Великой войны находился на фронте в Красном Кресте. 20 июня 1916 года был отравлен немецкими газами, после чего лечился в Крыму и у себя дома — в родовом имении Вишняки в той же Полтавской губернии. Домашний покой довольно скоро оборвался: сначала его нарушили разложившиеся дезертиры, затем добавили большевики, ненадолго восстановили порядок немцы, затем стали наседать банды... Дедовское гнездо пришлось оставить навсегда. С конца декабря 1919 года Николай Михайлович, сумевший невредимым пробраться в белый стан, работал у состоявшего тогда начальником Управления снабжения при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России А. В. Кривошеина, который так отзывается о его качествах: «Хорошо знаю Н. М. Котляревского по совместной службе и могу горячо рекомендовать его как выдающегося работника и прекрасного человека». В апреле-мае 1920 года Н. М. Котляревский командируется лично Врангелем в Киль, Софию, Белград и Париж, а с 11 ноября назначается личным секретарем Главнокомандующего Русской армией, в каковой должности и остается до самой смерти генерала. Свои воспоминания о гражданской войне П. Н. Врангель успел издать еще при жизни — они вышли в 1926—1928 годах в V и VI томах сборника «Белое дело», переизданы в одной книге «Посевом» во Франкфурте-на-Майне в 1969 году. В 1925 году Врангель решил судьбу первой половины своего архива, военной: она была передана в Гуверовскую военную библиотеку при Стэнфордском университете США (переименован в Гуверовский институт). Наряду с врангелевским, тут находятся архивы командования других белых фронтов, архив Великого князя Николая Николаевича, Российского императорского правительства, русских посольств. В 1926 году Врангель вступил с Гуверовской библиотекой в переговоры относительно передачи и второй, личной части архива, но он еще не был разобран, и генералу пришлось взять его с собой из Югославии в Брюссель. И лишь в 1929 году вдова барона заключила договор о передаче его в Стэнфорд. Весь громадный труд по приведению 134 объемистых томов в порядок был завершен лично Николаем Михайловичем Котляревским всего за семь месяцев. Причем, как подчеркивалось 2 ноября 1919 года в эмигрантском «Новом времени»: «Вся эта трудная, кропотливая и ответственная работа была произведена Н. М. Котляревским безвозмездно, во имя увековечения памяти покойного генерала».

Известный военный историк генерал Н. Н. Головин писал на имя председателей белградского и парижского комитетов по увековечению памяти генерала Врангеля: «Перед отправкой архива в Америку я подробно осмотрел его и был в полном смысле поражен тем порядком, в котором этот архив передается на хранение. По совести должен сказать, что ни один из тех довольно многочисленных и самых разнообразных архивов, которые мне пришлось видеть, не был в таком безупречном виде, как ныне отправляемый в Америку личный архив покойного генерала Врангеля. Все дела этого архива переплетены так, что, в сущности говоря, перед глазами имеешь уже не архив, а настоящую библиотеку».
У М. Н. Апраксиной сохранился и подробнейший перечень всех 134 томов собрания с кратким содержанием каждого — личный экземпляр составителя, датированный 4 апреля 1929 года. Врангелевский архив передавался для хранения на пятьдесят лет, по истечении которых все не истребованные материалы перешли в полную собственность Гуверовского института.

Себе вдова Врангеля оставила немногое — личные письма, посвященные мужу стихи. После ее кончины остатками архива владеют здравствующие дети барона — Петр, Алексей, Елена и Наталия. Собственный же архив секретаря Главнокомандующего хранится у его детей — Марии Николаевны и Владимира Николаевича в Брюсселе. Крестным отцом Владимира Николаевича был сам Врангель, крестной матерью Марии Николаевны — великая княгиня Ксения Александровна, родная сестра Николая II, а воспреемницей — жена генерала Ольга Михайловна Врангель. Эта гостеприимная семья и делится теперь щедро своими архивными собраниями с соотечественниками.

Генерал П. Н. Врангель на чужбине:
загадка смерти Белого вождя

25 апреля 1928 г. в 9 часов утра в Брюсселе скончался генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель, Главнокомандующий Русской Армией и Председатель Русского Обще- Воинского Союза (РОВС). Болезнь была тяжелой, но весьма скоротечной. Как вспоминала мать генерала, барон М. Д. Врангель, это были «тридцать восемь суток сплошного мученичества. Его силы пожирала 40-градусная температура. [...] Он метался, отдавал приказания, порывался вставать. Призывал секретаря, делал распоряжения до мельчайших подробностей». *

Многое казалось странным в этой неожиданной болезни, скосившей полного сил и здоровья 49-летнего человека. Уже 26 апреля (на следующий день после кончины!) парижская газета «Есhо dе Раry» сообщала, что в Брюсселе «циркулируют весьма упорные слухи о том, что генерал Врангель был отравлен, что якобы он «еще недавно говорил одному из своих друзей, что ему следовало бы предпринять крайние меры предосторожности в отношении своего питания, так как он опасается отравления». Впрочем, никаких документальных свидетельств на этот счет представлено тогда никем не было. Как известно, лечил Врангеля русский врач Вейнерт, несколько раз приглашались авторитетные бельгийские специалисты.
Трижды приезжал из Парижа и давний соратник по антибольшевистской борьбе профессор медицины Иван Павлович Алексинский. По его мнению, «несомненно, сделано было все возможное», но у генерала «была какая-то тяжелая инфекция (грипп?), пробудившая скрытый туберкулез в верхушке левого легкого». **

Однако члены семьи генерала Врангеля всегда были убеждены в том, что «интенсивный туберкулез» был на самом деле вызван искусственным путем, явился результатом проведенной большевистскими спецслужбами диверсии.
В 1991-1992 гг. в российской печати появились мнения на этот счет детей Белого вождя Елены Петровны фон Мейндорф и Петра Петровича Врангеля. Последний выступал также в октябре 1992 г. в программе Российского телевидения «О "черном бароне" замолвите слово...», подготовленной при участии автора этих строк.
По семейной версии, причиной всему было то, что накануне болезни в доме Врангелей провел несколько дней неизвестный им ранее человек, якобы брат состоявшего при генерале вестового Якова Юдихина. Этот «брат» (о наличии коего солдат ранее никогда не говорил) был матросом советского торгового судна, стоявшего в Антверпене.
Ни публикации в прессе, ни телевизионная программа не вызвали никакого ответа со стороны нынешних преемников большевистских спецслужб, которые к этому времени уже подтвердили свою причастность к многим загадочным преступлениям нашего века, включая сенсационные похищения и ликвидацию в 1930-м и 1937 гг. преемников Врангеля по руководству генералов РОВСа А. П. Кутепова и Е. К. Миллера. Никакой информации не поступило и на посланный П. П. Врангелем официальный запрос в Москву...

Около двух лет назад я ознакомился с документами архива генерал- лейтенанта И. Г. Барбовича, полученными от его родственников, проживающих в штате Вирджиния. Они включали и секретные письма генерала Врангеля 1925—1927 гг. Много работал я с документами коллекции РОВСа Архива Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, а также различных коллекций Архива Гуверовского института. Эти материалы свидетельствовали о постепенном, но неуклонном отстранении генерала Врангеля (в последние три-четыре года его жизни) от руководящих позиций в Русском зарубежье, ослаблении его влияния на эмигрантские политические организации, воинские группы и союзы — прежде всего вследствие сложных отношений с Великим князем Николаем Николаевичем и особенно с его окружением.***
В этой связи я не мог не задавать себе вопроса: зачем же в таком случае большевикам было «ликвидировать» генерала Врангеля? Ведь они всегда так стремились разжигать противоречия и провоцировать конфликты в эмигрантской среде.
Казалось бы, наоборот — они заинтересованы были в ослаблении обеих сторон, а вовсе не в окончательной победе одной из них. Будучи интуитивно убежденным в том, что смерть генерала Врангеля вовсе не была естественной, я тем не менее не мог найти ей рационального объяснения, исходя из моего знания истории русской эмиграции и деятельности советской агентуры по ее разложению.
И только в текущем году, после напряженной работы с документами Архива Гуверовского института, также с некоторыми материалами личных архивов, в том числе наследников генерала Врангеля, передо мной, как я полагаю, предстала подлинная картина имевших место событий.
Избранная мною тема ранее находилась, по разным причинам, вне сферы внимания исследователей. Советские публикации были, как правило, безлики и сверхидеологизированы, сфокусированы, главным образом, на антибольшевизме — то есть на общей цели различных эмигрантских организаций, оставляя в тени расхождения в формах, методах и стиле борьбы, не говоря уже о личных характеристиках политических и военных лидеров.
Эпоха «гласности» способствовала изучению эмигрантской тематики, но пока лишь на информативном, а не исследовательском уровне: эмоциональные мотивы и фактология явно преобладают над аналитикой.
Эмигрантские авторы, особенно в последние несколько десятилетий, также предпочитали акцентировать внимание не на разногласиях в рядах противников большевизма, а, что вполне объяснимо, хотели оставить в памяти новых поколений красочные портреты Белых вождей и их сподвижников. Портреты эти, правда, при этом не могли не терять многих ярких индивидуальных характеристик.

В результате оставался в стороне главный, пожалуй, вопрос: почему «белая эмиграция» повторила судьбу Белого движения, не смогла объединить свои силы и стать реальной альтернативой большевистскому режиму? По многим причинам, несмотря на обилие публикаций, до сих пор не имеется адекватного представления о масштабах, формах и методах работы советской агентуры по разложению русской эмиграции.
В ходе моей работы мне пока не удалось обнаружить ни истинных медицинских причин смертельной болезни Главнокомандующего, ни отчета убийцы о проделанной работе, ни материалов о его награждении... Однако по множеству разнообразных, в большинстве своем уникальных документов удалось проследить истинную, а не приукрашенную, историю борьбы генерала Врангеля на чужбине за Россию, за Русскую Армию, за сплочение национальной русской эмиграции, борьбы, которая в конце концов и привела его к преждевременной трагической и неестественной кончине. Мне стало известно, кто помогал и кто мешал Врангелю в его героической деятельности, кто составлял его негласное окружение, какие меры предпринимались этими людьми для противодействия гибельной работе многих других, ведшейся по незнанию, неведению, а то и по злому умыслу. Представляю основные результаты моего исследования, которое сейчас готовится к публикации. ****

Борьба за руководство русской эмиграцией 1920-х годов была в значительной степени развитием противоречий и развертыванием конфликтов, имевших место еще в антибольшевистской борьбе периода гражданской войны. На нее существенным образом повлияли личные качества, мировоззрение и политическая линия генералов Врангеля, Деникина, Краснова, Лукомского, Шатилова, Кутепова, Миллера, Хольмсена, Барбовича, Авалова-Бермонта, Великих князей Николая Николаевича и Кирилла Владимировича и др.
В начале 1920-х гг. генерал Врангель, уделяя первостепенное внимание сохранению Армии, единственной реальной русской национальной силы зарубежья, считал необходимым отстаивать принцип непредрешения будущего политического строя России до победы над большевиками. Задача объединения вокруг Армии широких политических сил осложнялась как территориальным ее отрывом от главных эмигрантских политических центров, так и нападками слева (требованиями роспуска Армии, переведения ее чинов на беженское положение) и справа (требованиями открытого принятия монархических лозунгов).
Весной 1922 г. Врангель, будучи сам по убеждениям монархистом, сделал ставку на непредрешенческое объединение центристского характера (на базе Русского Национального Комитета в Париже), не уделив должного внимания попыткам сближения с некоторыми поддерживающими Армию монархическими группами и отдельными лицами (в частности, с А. С. Лукомским и П. Н. Красновым). Он недооценил наметившуюся тенденцию к организационному распаду и падению влияния левых и праволиберальных политических группировок в противовес набиравшему силу монархическому движению. В результате, последнее развивалось в дальнейшем «вопреки», а то и «в противовес» позиции Главнокомандующего, который вынужденно оказывался, таким образом, «в хвосте» важнейших событий.
Лишь после того как Великий князь Кирилл Владимирович объявил себя Блюстителем Престола, Врангелем были поддержаны шаги по созданию политического объединения несоциалистических партий и групп вокруг Великого князя Николая Николаевича. Однако трудноразрешимые межпартийные противоречия, интриги, уклонение Великого князя от открытого выявления своей политической позиции (при нескрываемом покровительстве крайне правых) — все это пагубно влияло на Армию и вынудило генерала Врангеля издать 8 сентября 1923 г. приказ № 82 о запрещении армейским чинам входить в какие-либо политические организации и объединения.

Осенью 1923 г. в кругу людей, близких Врангелю, появляется подготовленный А. И. Гучковым проект создания секретной организации для антибольшевистской работы в России — организации, основанной на личной близости и идейном родстве, независимой от существовавших (как в то время, так и ранее) политических группировок, правительственных учреждений и специальных служб. Не желая, однако, вставать на путь интриг и раскола. Главнокомандующий отверг этот проект и принял решение о передаче своим штабом всей политической разведывательно-информационной работы в ведение Великого князя Николая Николаевича, оставив себе лишь заботы о жизни и быте русского зарубежного воинства. В распоряжение Великого князя для руководства «секретной работой в России» были вскоре переведены генералы А. П. Кутепов и Н. А. Монкевиц. Практически с самого своего начала эта работа оказалась вовлеченной в крупномасштабную чекистскую провокацию — так называемую Монархическую организацию Центральной России (или «Трест»).

Образование Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) явилось результатом длительной предварительной подготовки. Решение это само по себе не только не свидетельствовало о какой-либо координации сил, но, по сути дела, являлось отчаянной попыткой Главнокомандующего убедить Великого князя Николая Николаевича в необходимости открыто взять под свое руководство антибольшевистскую борьбу с опорой на эвакуированные из России воинские контингенты, находящиеся под началом генерала Врангеля.
Принятие 16 ноября 1924 г. Великим князем Николаем Николаевичем «руководства через Главнокомандующего как Армией, так и всеми военными организациями», было вызвано прежде всего нежеланием вести вместе с генералом Врангелем общую борьбу против большевиков, необходимостью противодействовать Великому князю Кириллу Владимировичу, объявившему себя «Императором Всероссийским». Положение Врангеля стало в этой связи еще более неопределенным, поскольку Великий князь и его окружение, подстрекаемые советской агентурой, не желали отводить Главнокомандующему и эвакуированной им Армии какого-либо достойного места в борьбе за будущую Россию. Они предпринимали меры по прекращению финансирования Армии, политической изоляции генерала Врангеля, затруднению его связи с воинскими организациями.

Следует отметить уникальную прозорливость П. Н. Врангеля по отношению к действиям советской агентуры в эмиграции, ее роли в движении «евразийцев», «младороссов», «Братстве Русской Правды», в окружении генерала Кутепова и Великих князей. Не находя для себя возможным встать в открытую оппозицию Великому князю и проводимой его именем гибельной для русского дела и основанной на чекистской провокации «работе в России», генерал Врангель, продолжая неустанно заботиться о жизни и быте зарубежного воинства, в то же время не мог не пойти из патриотических побуждений на подготовку ведения самостоятельной секретной работы.
С конца 1925 — начала 1926 гг. особую роль в жизни Белого вождя начинает играть небольшая группа идейно близких и заслуживающих абсолютного доверия людей, в которую входили его ближайший личный друг и соратник генерал П. Н. Шатилов, глубоко уважаемые Врангелем начальник II отдела РОВС генерал А. А. фон Лампе, известный политический деятель Гучков, профессор-философ И. А. Ильин, капитан А. П. Полунин, оправданный в 1923 г. Лозаннским судом присяжных по делу об убийстве Воровского. Переезд во второй половине 1926 г. из Сремских Карловцев в Брюссель, передача всех штабных функций Управлению Начальника I отдела РОВС — все это, вызывая радость противников слева и справа, служило видимым доказательством ухода генерала Врангеля в частную жизнь...

На самом же деле им и его соратниками ведется большая подготовительная работа по налаживанию контактов с политическими, финансовыми и государственными деятелями различных стран, прежде всего Германии, Англии, США. Предпринимаются меры по созданию секретной организации для работы в Советской России — организации, не имевшей никаких связей с предшествовавшими или существующими разведывательными учреждениями и построенной на принципах строжайшей конспирации. При этом, сотрудничая с дружественными правительствами, члены организации не должны были «ни при каких обстоятельствах содействовать разведке в приграничных с Россией государствах».
Предполагалось сделать редакцию альманаха «Белое дело» во главе с А. А. фон Лампе легальным прикрытием этой секретной организации, создать 5 приграничных ячеек, 9 головных и 15 промежуточных пунктов для связи с 6 крупными центрами СССР. Категорически отвергалось использование в работе двойных агентов и разного рода «подозрительных элементов».
Трудно предположить, что такое постепенное возрождение генерала Врангеля как крупного политического деятеля, потенциального вождя национальной освободительной борьбы проходило незаметно от большевистских руководителей и особенно от их секретных служб, широко развернувших свою деятельность в русской эмиграции. Выдвижение энергичного, решительного, физически крепкого и моложавого генерала было особенно ощутимо на фоне постоянных сообщений о критическом состоянии здоровья Великого князя Николая Николаевича (так и не назначившего себе преемника) и значительном падении авторитета генерала Кутепова после скандальных разоблачений провокаций чекистского «Треста», на связях с коим и была в значительной степени основана деятельность кутеповской организации.

«Иностранный отдел ГПУ оплачивался в значительной мере средствами, передававшимися советским Азефам самим генералом Кутеповым, — писал по этому поводу генерал Врангель И. Г. Барбовичу. — Таким образом, те жалкие гроши, которые несли русские беженцы на национальную работу, шли, по существу, на содержание этого органа наших врагов, который эту работу разрушал». *****
По всей видимости, чекистам не удалось добиться удовлетворительного «информативного освещения» конспиративной деятельности самого Врангеля и узкого круга его ближайших соратников, не удалось ввести в этот круг своего агента-провокатора. Не исключено, что большевики просто все это «проморгали», уделяя первостепенное внимание кутеповской организации, а также окружению Великих князей Николая Николаевича и Кирилла Владимировича. Когда же им стала поступать информация из косвенных источников, то на кропотливую работу по вербовке и внедрению времени уже не оставалось. В таких случаях для чекистов единственно надежным выходом из положения является «ликвидация объекта»...

Разумеется, окончательно все точки над «I» может поставить только рассекречивание соответствующих чекистских «разработок» на генерала Врангеля и его ближайших сподвижников. Судя по всему, это не под силу «обыкновенным» исследователям и может быть осуществлено только по инициативе нынешних наследников ВЧК-ОГПУ-НКВД-МВД-КГБ, как это было ими не так давно сделано в отношении обстоятельств «таинственных исчезновений» белых генералов Кутепова и Миллера — преемников Петра Николаевича Врангеля во главе Русского Обще-Воинского Союза.

* Возрождение (Париж). 1928. 12 мая.
** «Новое Время» (Белград), 1928, 16 мая.
*** См.: «Ставя Родину выше лиц...» из архива генерала И. Г. Барбовича 
(Вводная статья, подготовка текста и комментарии В. Г. Бортневского), 
«Русское прошлое», кн. 5. СПб., 1994, с. 112—147. 
**** При подготовке работы были использованы материалы коллекций 
П. Н. Врангеля, М. Д. Врангель, семьи Врангелей, Е. К. Миллера, А. С. 
Лукомского, П. А. Кусонского, А. А. фон Лампе, В. А. Маклакова, П. Б. Стру-
ве (Архив Гуверовского института), коллекции Русского Обще-Воинского 
Союза (Архив Свято-Троицкого монастыря Русской Православной 
Церкви Заграницей, Джорданвилл, штат Нью-Йорк). 
***** «Ставя Родину выше лиц...», с. 128.

      "... Пусть говорить нам, что Россия погибла,
      что родных нам Армии и Флота нет
       - мы знаемъ, что это ложь!..
       РОССИЯ жива...
     - Истерзанную и измученную
     мы вынесли Ее на своих знаменах.
       Этих знамен, пока мы живы,
       не вырвать изъ наших рук...
       Мы пронесем их сквозь смерть и страдания
      и водрузим на Родной Земле"...
       (Изъ приказа ген. Врангеля).

В этом году мы отмечаем 100-летие со дня рождения и 50-ти летие со дня смерти последнего русского Главнокомандующего и Правителя генерала барона Петра Николаевича Врангеля - самого выдающегося вождя антибольшевистского Белого Движения. Слишком поздно получил ген. Врангель всю полноту власти, и не его вина, что Белое Движение потерпело поражение! И только когда сопротивление красным на Юге России фактически прекратилось, и на милость и немилость коварным победителям были брошены сотни тысяч русских людей, все взоры уцелевших военноначальников обратились на ген. Врангеля.
И целиком оправдав оказанное ему доверие, он стабилизировал фронт, более того: добился значительных военных и политических успехов и тем временем подготовил все для эвакуации почти что 200 тысяч людей, не имея никаких средств, нужного тоннажа и помощи извне!
И мы смело можем сказать, что ген. Врангель спас «душу» *) России, вывезя на своих кораблях, под защитой Белой Армии и Флота сотни ученых, писателей, литераторов и людей самых разнообразных профессий; он вырвал из большевистских лап тысячи юных представителей молодой России, слетевшихся со всех концов их необъятной родины, под защиту врангелевских штыков, и, наконец ген. Врангель дал возможность покинуть Крым всем тем русским людям, жизнь которых, с приходом красных, могла оказаться в опасности.

"Китро поп р1ес1о" — «Сломаюсь — но не согнусь» — начертано на фамильном гербе рода Врангелей, и этот девиз определял весь жизненный путь ген. П. Н. Врангеля, и наши деды и отцы, в годы общей разрухи и растерянности, когда их чувство национальной чести было до крайности уязвлено, гордились сознанием, что в их среде появился такой человек.
Всю свою жизнь отдал ген. Врангель рыцарскому служению своей прекрасной Даме — Родине! Отдал все: незапятнанную честь, труд, талант и даже жизнь. «Идея жертвенного служения, идея национальной и личной чести, идея стояния за священные истоки русской государственности вела Врангеля по пути его доблестного служения», писал один из его биографов.

Исключительно одаренный, ясный и светлый ум величие духа провидения, глубокое понимание всех явлений общественной и политической жизни, умение влиять на массы и понимать душу и сердце своих соратников, создали ген. Врангелю, по мнению его ближайших сотрудников, популярность и обаяние. Владея каким-то духовным чутьем, ген. Врангель, своим орлиным взором, смотрел прежде всего вдаль, различая и предвидя там то, чего не видели и не подозревали окружающие его люди. И близкие горизонты, текущае жизнь, окружающие события не заслоняли ему грядущего»:
«Под бурей дуб растет и крепнет,
Под ветром падает лоза,
И где пред солнцем филин слепнет,
Орел глядит во все глаза»
И нам кажется, что это четверострочие князя П. А. Вяземского как нельзя лучше характеризует ген. Врангеля.
Необыкновенно высоко ценил генерала Врангеля его ближайший сотрудник по гражданской части, наш знаменитый соотечественник профессор П. Б. Струве. Вот что он писал о нем:
«Петра Николаевича Врангеля нельзя забыть. Его фигура, его поступь, его взгляд, его душевный облик, его душевный образ неизгладимо врезались в память и должны остаться в ней, как нечто целое и большое. Врангель должен жить в нашей соборной, исторической памяти, как могучий призыв к труду и подвигу. Мне вспоминаются многие часы, проведенные с Врангелем и в деловых и в заду шевных беседах. Поражал его быстрый и проницательный ум, его твердая, могучая воля.
Врангелю были чужды иллюзии. Это был ум строгий, и, в общем, скептический. Но, кроме ума, в нем был дух. И этот дух внушал всей его личности решимость поднять подвиг, как бы труден и безнадежен он ни был — с точки зрения человеческих расчетов. Дух Правды и Подвига генерал Врангель завещал нам.
И несмотря на все что творилось кругом, ген. Врангель верил в свою униженную и оскорбленную Родину, как и один из его юных воинов, певец Белого Движения, поэт Иван Савин, кровью начертавший:
«Не заставят бичи никакие, Никакая бездонная мгла, Ни сказать, ни шепнуть, что Россия В пытках вражьих сгорела до тла».

Род Врангелей ведет свое начало от XI века, но точное происхождение его, корень не известен. В Датской Летописи XIII века упоминается деревня Уварангеле, а фамилия Врангелей, впервые встречается в документах от 1277 г. Достоверно известно, что Род Врангелей засел в Швеции, где и сыграл крупную историческую роль. Фельдмаршал Граф Карл-Густав вместе с Тюреном, положил конец тридцатилетней войне. Во время Великой Северной Войны в Армии Шведского короля Карла XII было 79 Врангелей, и 13 из них пало под Полтавой.
Один из сыновей Карла Густава переселился в Россию в конце 17-го столетия, и поступил на службу к Петру Великому. Так как одна из прабабок Ген. Врангеля была дочерью Ген. Аншефа Петра Ганнибалова, сына Абрама, то мы и можем считать, что Врангели были в известном сродстве с Пушкиным! Конечно русская ветвь Врангелей, приняв православие, быстро обрусела, и в последующие два века они верой и правдой служили России, а в 1870 году в Русской армии числилось: 4 полных генерала и один адмирал под фамилией Врангель.

Отец Петра Николаевича не был военным и занимал довольно крупный пост в промышленном мире России. Сам будущий главнокомандующий не готовил себя к военной карьере, а, окончив Горный Институт и отбыв воинскую повинность в Лб. Гвардии Конном Полку, начал службу чиновника Особых Поручений при иркутском ген.-губернаторе. С началом Японской войны «сердце» Врангеля не выдержало и, после усиленных хлопот, он поступил во 2-ой Верхнеудинский полк забайкальского казачьего войска, а потом был переведен в Аргунский каз. полк.

Во время операций против японцев отряд, в котором был Врангель, действовал в тылу у врага, и ему выпала честь уничтожить главное гнездо хунхузов и захватить в плен их знаменитого вожака Тя Фу, что сразу же парализовало работу японской разведки. За отличие в делах против японцев П. Н. Врангель был произведен в сотники, затем в подъесаулы и награжден орденами Св. Станислава и Анны III степ. с мечами.

После окончания Японской войны, Врангель остается в строю и поступает в Николаевскую Академию Ген. Штаба, которую и заканчивает с отличием в 1910 году, но не остается при Генштабе, а возвращается в полк. Начинается Мировая война и ротмистр Врангель обращает на себя внимание не только русского военного командования, но и вызывает восхищение союзников. С первых же дней военных действий Лб. Гвардии конный полк, в составе Гвардейской кавалерии, переходит прусскую границу и третий эскадрон Врангеля обходным движением заставляет противника оставить город Пильканен.
Сопротивление немцев растет и на другое утро бой разгорается по всему фронту. Кавалергарды князя Долгорукого, находясь в авангарде, принимюат на себя всю тяжесть удара и положение их, к концу дня, становится критическим. Особый урон нашим силам наносит прусская батарея, расположенная впереди деревни Каушен, на одном пригорке, слева от крестьянской мельницы. Ротм. Врангель вызывается захватить батарею конной атакой, на что и получает разрешение начальства. Посадив свой эскадрон на коней и весьма умело прикрываясь перелесками и лощинами он незаметно приближается к батарее на один километр и, рассыпавшись с первым полу-эскадроном, стремительно бросается на врага. Немцы открыли убийственный огень по кавалерийской лаве, который пришелся по низу и потерь в людском составе, кроме офицреов, почти что и не было. Последним выстрелом — прямым попадением картечи была убита лошадь под Врангеелм и, чудом спасшийся, он пешком добежал до орудий, где шел рукопашный бой. Потеря батареи заставила немцев поспешно отойти и наши эскадроны заняли деревню Каушен.
О каушенском деле заговорила не только русская, но и союзническая печать, где в парижских и лондонских газетах, буквально трубили о блистательной конной атаке и захвате батареи». А солдаты третьего эскадрона после этого дела были уверены, что их командир заворожен и немецкая пуля его не берет?!.

За каушенское дело ротм. Врангель был награжден Георгиевским крестом и получил должность начальника штаба сводно кавалерийской дивизии. В декабре 1914 его назначили флигель-адъютантом и произвели в чин полковника, а за отличие в дальнейших боях он получил Георгиевское оружие.
В январе 1917 года Врангель становится Командиром второй бригады, а затем и Командующим Уссурийской конной дивизии, за боевые отличия производится в чин ген.-майора. За блестящую конную атаку в Лесистых Карпатах, 22 авг. 1916, полк, которым Врангель командовал получил Шефство, и, поздней осенью, во главе представителей полка он выехал в Петроград для представления молодому шефу — Наследнику- Цесаревичу Алексею. Через несколько дней после прибытия в столицу ген. Врангель был назначен Дежурным флигель-адъютантом к Государю. Вот как описал он свою встречу с императором Николаем Вторым в своих воспоминаниях:
Через несколько дней после приезда я назначен был дежурным флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству. Мне много раз доводилось близко видеть Государя и говорить с Ним. На всех видевших Его вблизи, Государь производил впечатление чрезвычайной простоты и неизменного доброжелательства. Это впечатление являлось следствием отличительных черт характера Государя — прекрасного воспитания, и чрезвычайного умения владеть собой. Ум Государя был быстрый, Он схватывал мысль собеседника с полуслова, а память его была совершенно исключительная. Он не только отлично запоминал события, но и лица, и карту, как-то, говоря о Карпатских боях, где я участвовал со своим полком, Государь вспомнил совершенно точно в каких пунктах находилась моя дивизия в тот или иной день! При этом бои эти происхдоили месяца за полтора до разговора моего с Государем, и участок, занятый дивизией, на общем фронте армии имел современно второстепенное значение.

После представления депутации государю ген. Врангель отбыл на Румынский фронт, куда была переброшена его Уссурийская дивизия. Известие об Отречении Государя застало ген. Врангеля в Кишиневе, и прочтя его текст, он сразу же сказал ген. Крымову: «Это конец, это анархия»!!! По мнению ген. Врангеля, с отречением царя, пала сама идея власти, и в . понятии русского народа исчезли все связывающие его обязательства, при этом власть и эти обязательства не могли быть ничем соответствующим заменены!

В последующие дни появился деморализирующий «приказ № I», разложивший Великую армию, и ген. Врангель был отправлен в столицу во главе делегации офицеров Румынского Фронта, попытаться убедить военного министра Гучкова восстановить дисциплину в армии.
Революционный Петроград вызвал в ген. Врангеле бурю негодования: Первое, что поразило меня в Петербурге, это огромное количество красных бантов, украшавших почти всех. Они были видны не только на шатающихся по улицам, в расстегнутых шинелях, без оружия, солдатах, студентах, курсистках, шоферах таксомоторов и извозчиках, но и на щеголеватых штатских и значительном числе офицеров. Встречались элегантные кареты собственников с кучерами разукрашенными красными лентами и владельцами экипажей с приколотыми к шубам красными бантами. Я лично видел несколько старых, заслуженных генералов, которые не побрезгали украсить форменное пальто модным революционным цветом. В числе прочих, я встретил одного из лиц свиты Государя, тоже украсившего себя красным бантом; вензеля были спороты с погон; я не мог не вырзаить ему моего недоумения увидеть его в этом виде. Он явно был смущен и пытался отшучиваться: «Что делать, я только одет по форме — это новая форма одежды...» Общей трусостью, малодушием и раболепием перед новыми властителями многие перестарались. Я все эти дни постоянно ходил по городу пешком в генеральской форме с вензелем Наследника Цесаревича на погонах (и, конечно, без красного банта) и за все время не имел ни одного столкновения.
Эта трусливость и лакейское раболепие русского общества ярко сказались в первые дни смуты и не только солдаты, младшие офицеры и мелкие чиновники, но и ближайшие к Государю лица и сами члены Императорской Фамилии были тому примером. С первых же часов опасности Государь был оставлен всеми. В ужасные часы пережитого Императрицей и Царскими Детьми в Царском, никто из ближних к Царской Семье лиц, не поспешил к Ним на помощь.

Офицерская делегация не застала в Петрограде Гучкова и их принял его заместитель министр иностранных дел П. Н. Милюков.
«П. Н. Милюков, известный историк, лидер самой образованной и сильной партии Народной Свободы, уже много лет играл видную роль в Думе, сплотив вокруг себя Опозицию. Но насколько критика была его стихией, настолько к созидательной работе он оказался не пригоден. Бестактный политик, он горел желанием во что бы то ни стало играть политическую роль! С первых же шагов он начал ладить с советами солдатских и рабочих депутатов и был сведен ими на нет. Талантливый публицист, как политик оказался полной бездарностью».
(Барон Н. В.)
И с этим человеком встретился ген. Врангель. Его доводы о поддержке в армии всеми возможными силами дисциплины и авторитета начальников, не возымели на Милюкова никакого действия! И на прощание он даже добавил, что сведения получаемые правительством от доверительных лиц (читай разных политкомисаров и других лиц засевших в тылу), вопрос дисциплины освещает иначе!

Позорно передав власть в руки большевиков, тот же Милюков и его коллеги, убежав в Париж, за рубежом продолжали вести пропаганду против Врангеля.
Революционное правительство Керенского, расшатав окончательно основные устои армии, затеяло наступление, которое превратилось в поражение и повальное бегство, и только кавалерийские части, сохранившие кое как повиновение к начальству, прикрывали это бегство, нанося иногда контратаками значительный урон врагу. Ген. Врангелю, благодаря личному авторитету и необыкновенной популярности, среди казаков и солдат, удалось сохранить контроль над вверенными ему частями вплоть до самого большевистского переворота, чем не мог похвастаться ни один военачальник в эти трагические дни! И не раз его драгуны, казаки или уланы останавливали бегущую пехоту и заставляли повернуть ее в сторону врага! Затем ген. Врангель получил весьма важное назначение:
командующим 3-им конным корпусом, расквартированным вокруг Петрограда. Выбор Начальника штаба Верховного главнокомандующего не даром остановился на Врангеле: это была последняя попытка, перед большевистским переворотом, ликвидировать смуту. Ген. Духонин знал, что в состав Конного корпуса входила родная генералу Врангелю Уссурийская конная дивизия, офицеры и казаки которой знали, доверяли и готовы были идти за своим бывшим доблестным начальником, а сам он в этом назначении «видел перст Божий».
Неожиданно военный министр Временного Правительства Верховской, отменил это назначение и, вместо Врангеля, Краснов вступил в командование корпусом. А вскоре произошел большевистский переворот, главковерхом стал прапорщик Крыленко и, не желая служить большевикам, генерал Врангель отправился в Киев. Оставляя вверенные ему войска, с которыми он, в течение всей войны подвергался ежеминутно опасностям, вот что занес он в свой дневник:
«С тяжелым чувством я выехал из армии. Восемь месяцев тому назад Россия свергла своего монарха. По словам ставших у власти людей, государственный переворот имел целью избавить страну от правительства, ведшего к позорному сепаратному миру. Новое правительство начертало на своем знамени: Война до победного конца. Через 8 месяцев это правительство позорно отдало Россию на милость победителя. В этом позоре было виновато не одно безвольное и бездарное правительство. Ответственность с ним разделяли и старшие военачальники и весь русский народ. Великое слово «свобода» этот народ заменил произвело» и полученную вольность претворил в буйство, грабеж и убийство»!!?

В Киеве в это время, при помощи немецких штыков, воцарился гетман Скоропадский, сослуживец ген. Врангеля по гвардии, который и предложил ему службу. Убедившись, что у него нет со Скоропадским общего политического языка, Врангель решил покинуть Киев и отправиться в Крым.
К лету 1918 года антибольшевистская борьба, начатая горсточкой смельчаков-добровольцев под предводительством генералов Алексеева и Корнилова против сотен тысяч красных противников, при пассивном невмешательстве десятков миллионов русских людей, охватила своим пламенем Кубань и Дон. Из оккупированного Крыма немецкое командование официально не запрещало проезда на Кубань, но лицам стремившимся присоединиться к дорбовольцам, чинило всякие препятствия. Между тем бежавших из Новороссии и с Кубани чекистов и комиссаров, немцы укрывали в Керчи и переправляли на север, к своим.

По прибытии в Екатеринодар (теперь Краснодар), в середине лета 1918 года, ген. Врангель немедленно явился к Главнокомандующему Добровольческой Армии — генералу Деникину и вступил в командование Первой конной дивизии Доброармии, которая состояла, почти что исключительно, из кубанцев и черкесов.
В этот период гражданской войны, где одна сторона (белые) дралась за свое существование, а в рядах другой было исключительно все то мутное, что всплыло на поверхность в период разложения старой армии, озлобление достигало крайних пределов, и о соблюдении гуманитарных законов войны думать не приходилось. Красные безжалостно расстреливали пленных добровольцев, добивали раненых, брали заложников, насиловлаи, грабили, жгли станицы. Добровольцы со своей стороны, имея неприятеля со всех сторон, будучи каждодневными свидетелями жестокости красных, тоже ожесточались, и комиссарам и чекистам пощады не давали. Такую обстановку застал ген. Врангель на фронте Доброармии.

Уже в первых боях он зарекомендовал себя как блестящий военачальник и его конная дивизия сыграла главную роль в ликвидации Армавирской группы красных, очистив совершенно левый берег Кубани от большвеиков. Затем, почти что с налета, Врангель взял Ставрополь, где большевики, перед своим бегством, расстреляли и замучили большое количество заложников. Когда колонны кубанских сотен проходили через освобожденный город, все жители высыпали наружу, плача, крестясь и суя в руки казаков хлеб, папиросы, деньги. После Ставрополя, освобождение Северного Кавказа от красных продолжалось без передышек и ген. Врангель был назначен командиром 1-го конного корпуса с придачей к нему 2-й Кубанской дивизии доблестного ген. Улагая.
В конце декабря 1918 Первый конный корпус и Армейский корпус ген. Казановича были объединены в одну Армейскую группу под командой Врангеля и наступающий Новый, 1919 год был встречен добровольцами в Ногайских степях. Вот что ген. Врангель занес тогда в свой дневник:
«Прошлое темно, будущее не ясно, но рассвет как будто уже брезжит, прорезывая кровавую тьму, покрывшую русскую землю»!
За два дня до Нового Года ген. Врангель вступил в командование Кавказской армией, а ген. Деникин объединил под своим руководством Добровольческую и Донскую армии.
Непрерывно преследуя красных Кавказская армия подошла к Терским границам и казачьи станицы, одна за другой поднимались против своих угнетателей. В боях под Моздоком окончательно были разгромлены остатки некогда грозной 150-ти тысячной красной армии, взято около 40 тысяч пленных, много боеприпасов и за 12 дней преследования конница ген. Покровского, пройдя 350 клм., вышла к Каспию:
«Начиная от Моздока до станиц Наурской и Калиновской, на протяжении 65 верст, весь путь вдоль железной дороги был сплошь забит брошенной артиллерией и обозами, вперемешку с конскими и людскими трупами. Огромные толпы пленных тянулись на запад по обочинам дороги: их почти не охраняли, два казака гнали две-три тысячи...»
Северный Кавказ был освобожден и Белая армия получила обширную и богатую продуктами базу. К несчастью в это время свирепствовал сыпной тиф и участи многих не избежал и ген. Врангель, заболев этой страшной болезнью в тяжелой форме, и только в конце марта вернулся опять в строй.
Тем временем красные, усиленные корпусом (конным) «тов.» Думенко предприняли наступление, угрожая отрезать Кавказскую армию и Деникин поручил генералу Врангелю объединить под своим командованием Манычский фронт. Быстро разобравшись в сложной боевой обстановке, остроумной мерой, на щитах, он переправил через мелководный, болотистый Маныч свои войска и артиллерию, и, захватив станицу Великокняжескую, полностью разгромил армию красных, взяв 20 тыс. пленных, оружие и боеприпасы. Путь к Волге и Царицыну (теперь Волгоград) был открыт, и путь, как предполагал Врангель, на соединение с Сибирской армией адмирала Колчака. Москва потребовала от своего командования любой ценой помешать Белым овладеть «Красным Верденом» **), как большевики называли Царицын. Для поднятия коммунистического духа в Царицын были посланы из центра Сталин, Фрунзе, Ворошилов и другие красные сатрапы. И надо сказать, что Донской армии ген. Краснова не удалось взять Царицын в 1918 году, несмотря на доблесть частей ген. Мамонтова и Фицхелаурова. Теперь город предстояло взять Кавказской армии генерала Врангеля.

По мере приближения к Волге противник оказывал все более ожесточенное сопротивление, цепляясь за каждый рубеж. В Царицыне лихорадочно сосредоточивались красные части в поддержку разбитой Х армии. Почти что вся XI армия с Астраханского фронта была стянута в район Царицына. С Сибирского направления подошла ударная дивизия коммунистов, из многих городов Поволжья перебрасывались подкрепления, кавалерия Думенко была усилена конницей Жлобы.
Сам город Царицын был сильно укреплен несколькими линиями окопов с проволочными заграждениями. Большевики имели тяжлеую артиллерию, 6 бронепоездов, а на Волге речную флотилию из 4-х дивизионов и 9 миноносцев и канонерок. Для решительного успеха в царицынской операции ген. Врангелю недоставало пехоты и тяжелой артиллреии. Но при бытия подкрепления нельзя было ожидать ранее 2-3 недель, а непрерывно усиливавшиеся красные могли сами в любой момент перейти в наступление. Кроме того войска Кавказской Армии, после крайне утомительного, почти что 300 верстного похода, через бесплодные степи, видели в Царицыне, по выражению ген. Врангеля, «Обетованную Землю» и заслуженный отдых, а поэтому отказ от наступления мог привести к упадку духа и морали. На военном совещании, собранном ген. Врангелем, единогласно решили попытаться овладеть Царицыным до подхода подкреплений.

На рассвете 1-го июня ударная группа Кавказской Армии стремительно атаковала позиции красных, бой продолжался весь день и к вечеру прекратился на последнем, перед Царицыном, рубеже. На другой день, развивая накануне достигнутый успех, Белые продолжали свои атаки, продвинулись вперед но, под огнем красных бронепоездов, вынуждены были отойти.
К 9-му июня подошли эшелоны 7 пехотной дивизии и несколько танков. На этот раз ген. Врангель пошел на калькулированный риск: совершенно обнажив свой центр почти что на 25 верст, он собрал в кулак три четверти своих сил под командой доблестного ген. Улагая, для сокрушительного удара с юга, вдоль Волги. На рассвете 16-го июня ринулись вперед танки, давя проволочные заграждения, за ними двинулась пехота и следом устремилась конница. Красные бежали на Воропоново и Царицын, а их кавалерия, при поддержке бронепоездов, пыталась остановить наступление, но успеха не имела, и противник отошел на последнюю укрепленную позицию, расположенную по высотам, юго- западней Царицына.

На другой день третья Кубанская дивизия и 7-ая пехотная, при поддержке бронепоездов, после ожесточенного боя, преодолела последнее сопротивление красных, ворвалась в Царицын и город пал. Кроме большого количества военнопленных, Белые захватили бронепоезда «Ленин» и «Троцкий», огромное количество боеприпасов, сотни паровозов, более 10 тысяч вагонов. Вот как ген. Врангель описывал свой приезд в освобожденный город:
19-го утром я прибыл в Царицын и прямо с вокзала проехал в собор. Огромная толпа народа заполнила храм, площадь и прилегающие к ней улицы. Престарелый епископ Дамиан за несколько дней до нашего прихода должен был бежать и скрывался где-то на окраине города. Служил настоятель собора, освобожденный из тюрьмы нашими войсками. Во время службы и он, и большинство присутствующих плакали. По окончании богослужения, я вышел на площадь и обратился к населению, приветствуя граждан с их освобождением и обещая защиту и покровительство армии.
После полуторагодового хозяйничания большевиков город был в ужасном состоянии: лавок и магазинов не существовало, интеллигентное и мало мальски состоятельное население было истреблено. В городе свирепствовали страшные эпидемии и большевики не принимали никаких мер по их ликвидации. Умерших не хоронили, а просто сваливали в овраг у городской тюрьмы, куда бросали и тела жертв чека. После освобождения города было обнаружено до 12 тысяч трупов в тюремном овраге. С приходом Белых город быстро ожил, начали открываться лавки и магазины, из-за Волги крестьяне везли в изобилии зелень и другие продукты, цены на все быстро упали.
Царицынская победа была высоко оценена в лагере Союзников и Английский король пожаловал генералу Врангелю орден Св. Михаила и Георгия. Для вручения этого высокого отличия в Царицын прибыл начальник английской военной миссии ген. Холман, настоявший чтобы церемония вручения ордена была обставлена как можно торжественней.

После взятия Царицына Кавказская Армия продолжала развивать свой успех и Кубанская конница по пятам преследовала бегущих к северу, вдоль Волги, красных. Под сокрушительными ударами группы войск ген. Покровского 15 июля пал Камышин. После этого части II, IV Х и XI красных армий предпринимали несколько раз наступления, но потерпели полную неудачу. Царицын находился в руках Белых до общего отступления и был ими оставлен без боя только в январе 1920 года.

Приблизительно в период занятия Царицына произошло серьезное разногласие между генералами Деникиным и Врангелем относительно общего стратегического плана. Разгадав намерение Ленина и советского командования не допустить Белых Юга соединиться с Сибирской армией адмирала Колчака, генерал Врангель настаивал на так наз. Волжском варианте, считая необходимым, используя исключительные успехи на Царицынском направлении, сосредоточить там главные силы и идти на соединение с армией адм. Колчака. Как мы видим, план ген. Врангеля был правильным, но ген. Деникин решил обратить все внимание на, казавшемся ему главнейшем, Московском направлении: концентрация сил на линии Полтава-Харьков-Воронеж и наступлении на Курск, Орел, Тулу и Москву. Таким образом на протяжнеии более чем 2-х тысяч километров была растянута тонкая цепочка Белых дивизий.
Осенью 1919 года, в критический период битвы за Москву, соотношение Белых и Красных сил было следующим:
Белые: 51.000 штыков и 7.000 сабель, при 205 орудиях
Красные: 180.000 штыков и сабель при 800-х орудиях.
Таким образом в решительный момент красные превосходили белых в 4 раза и, кроме того, несравненная конница Кавказской армии ген. Врангеля не была использована, а в гражданскую войну кавалерийские части играли первостепенную роль.
В октябре 1919 года части ген. Кутепова все-таки овладели Орлом, подошли к Туле, чем создавалась прямая угроза Москве и большвекии предвидели возможность поражения. И против корпуса ген. Кутепова были брошены все возможные резервы и, в том числе, преданные Ленину, стойкие латышские дивизии. Нужно сказать, что не одна народность Российской империи не дала большевикам даже десятой части того, что дали латыши ***), нация насчитывающая всего около трех миллионов населения. Латыши были буквально всюду:

• 1) Они помогли разогнать учредительное собрание,
• 2) С пленными немцами и австрияками громили святыни Кремля,
• 3) Участвовали в подавлении Московского восстания,
• 4) Под защитой латышей Ленин перебрался со своим Совнаркомом из Петрограда в Москву,
• 5) Латыши громили Белых под Москвой и
• 6) Они же штурмовали Перекопские позиции в 1920 году, а XIII советской армией в Сев. Таврии командовал быв. подполковник ген. штаба латыш Паука.

Какой-то латыш под фамилией Кальнинш в Новом Русском Слове от 7 августа 1965 года пытался оправдать действия своих одноплеменников утверждая, что латышам был известен приказ ген. Врангеля: красных латышских стрелков, комиссаров, командиров, коммунистов и евреев в плен не брать».
Это конечно злостная клевета, а евреи приплетены были для сыскания симпатий в известных кругах. Во первых ген. Врангель стал Главнокомандующим только под конец гражданской войны, а во вторых нам известен его приказ, доказывающий совсем противоположное. Да и не получил бы ген. Врангель поддержки и признания Французского правительства и поддержки Американской военной миссии, если бы он издал приказ, упомянутый Кальниншем.

Под натиском во много раз превосходящего себя врага, отчаянно отбиваясь, Белые начали отходить к Ростову, и когда создалось безнадежное положение, ген. Деникин просил Врангеля возглавить Добровольческую Армию. К февралю-марту 1920 года единственной, свободной от большевиков территорией, оказался Крым. Но и туда красные пытались прорваться через Перикоп, защищаемый слабыми силами ген. Слащева.
Из-за дальнейших расхождений с Деникиным, ген. Врангель был принужден покинуть Россию и отправиться в Константинополь. Но Провидению было угодно, чтобы в самой безнадежной военной и политической обстановке он принял на себя должность главнокомандующего и Правителя, проявив на этом посту просто былинные усилия.
Необходимо отметить, что ген. Врангель обратил на себя внимание союзных правительств, а особенно французского, которое оказывало некоторую политическую поддержку Белым. В конце марта Врангель был вызван на заседание Военного Совета в Крым и на линкоре «Император Индии» прибыл в Севастополь. Уже с первого дня заседания ему стало ясным, что выбор остановится на нем, но он колебался, принимать ли на себя тяжелое бремя в безвыходной обстановке или нет. Сказавшись больным, Врангель покинул заседание и отправился к епископу Вениамину посоветоваться. Встречая гостя владыка сказал ему: «Вы хорошо сделали, что приехали сюда! Господь надоумил Вас... На Вас указал промысел Божий!» С этими словами он взял икону Божией Матери и благословил ей воина Петра на новый подвиг!

На следующий день ген. Врангель был избран единогласно Главнокомандующим и Правителем. Подписывая акт выбора генерал добавил следующее:
«Я делил с армией славу побед и не могу отказаться испить с нею чашу унижения»! И приняв на себя тяжелый крест, ген. Врангель, со свойственной ему энергией, принялся за дело. Он немедленно же стабилизировал оборону Перекопа, восстановил законность и порядок в Крыму, свел на нет подрывную работу большевистских агентов, приступил к земельной реформе и начал переговоры с французским правительством о признании Вооруженных Сил на Юге России, как единственной законной власти в России. Его верными сотрудниками по гражданской части были знаменитый П. Б. Струве, А. В. Кривошеин, кн. Г. Н. Трубецкой и др.

В мае месяце было опубликовано следующее воззвание русским людям:
«ВОЗЗВАНИЕ».

Слушайте, русские люди, за что мы боремся:
За поруганную веру и оскорбленные ее святыни. За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, в конец разоривших Святую Русь. За прекращение междоусобной брани. За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, занялся бы мирным трудом.
За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе Хозяина.
Помогите мне, русские люди, спасти Родину.

Генерал Врангель».

Между тем разбитые поляками XII, XV и XVI Красные армии отходили по всему фронту и большевики стягивали против Польши все резервы. Тем не менее напряженная работа по возрождению Русской Армии в Крыму не могла ускользнуть от внимания красного командования, и оно стало перебрасывать к Перекопу сибирские резервы. К концу мая Врангелевская армия представляла уже внушительную силу и могла перейти к наступательным операциям. Тяжелое экономическое положение Крыма требовало выхода в богатую Сев. Таврию, а успехи армии должны были благоприятно отразиться на политическом положении Врангелевского правительства.
К концу мая, кроме остальных частей, перед фронтом Русской Армии, стояли две латышские дивизии и 1 кавалерийская... 23 мая десант ген. Слащева высадился у Кирилловки, с целью зайти в тыл Перекопской группировке красных. Уже на 2-ой день Белые добились значительных успехов, заняли Мелитополь и взяли 10 тыс. пленных. Красные в беспорядке отходили по всему фронту и XIII большевистская армия была разгромлена, потеряв 75% своего состава. Огромные запасы достались Белым, наиболее богатые уезды Сев. Таврии были освобождены и цены на все продукты в Крыму сразу же значительно упали.
В середине июня, красные сосредоточили в Таврии силы, в два раза превосходившие Белых, с целью очистить эту область от Русской Армии, но получилось совершенно обратное. В боях 18 и 19 июня ген. Врангель совершенно разгромил «знаменитый» 22-х тысячный конный корпус Жлобы, проведя операцию «потрясающую военное воображение». Белым удалось заманить в мешок корпус Жлобы, окружить пехотой и затем, стремительным ударом совершенно его уничтожить. В этой исключительной операции ген. Врангель блестяще согласовал действия пехоты, кавалерии, артиллерии, броневиков и немногочисленной авиации. После победы над Жлобой Белая кавалерия полностью села на коней.

Белой Армии в Крыму не хватало снаряжения и боеприпасов, при доставке которых англичане чинили всяческие препятствия, задерживая пропуск грузов. Между тем Франция, после успехов в С. Таврии, признала де-факто правительство Юга России, что имело важное политическое значение. Американское правительство со своей стороны, опубликовало ноту, отказываясь признать независимость всех окраин России, кроме Армении.

Операции Белых в С. Таврии продолжались с неизменным успехом и ген. Врангель начал подготовку к высадке на Кубани, назначив командовать десантным отрядом генерала Улагая. По занятии Кубани предполагалось оттянуть остальные войска к Перекопу и перебросить на Тамань Донской корпус. Высадка десанта прошла благополучно и первая Кубанская дивизия ген. Бабиева добилась крупного успеха у станицы Ольгинской. Но затем, ген. Улагай, узнав о концентрации красных в районе десантной базы, заколебался и не двинулся стремительно на Екатеринодар, где уже царила паника. Момент был упущен и за десантом были посланы суда для его эвакуации. Много казаков, из занятых станиц, присоединилось к Белым: каждый, кто мог, бежал от красного террора.
Между тем в С. Таврии большевики, перейдя Днепр, широким фронтом атаковали Врангелевские части. Дав противнику оттянуться от переправ, конница доблестного ген. Барбовича нанесла переправившимся силам сокрушительный удар в тыл. Особенно пострадала бригада латышей, против которых было большое ожесточение среди белых: преследуя врага кавалеристы изрубили несколько сот латышей и взяли до 5 тысяч пленными. С. Таврия и дальше оставалась твердо в руках Белых.

В конце августа 1920 красные потерпели полное поражение на польском фронте, потеряв четверть миллиона военнопленными, и заключение перемирия ожидалось со дня на день. Учитывая последствия прекращения военных действий против поляков, ген. Врангель добивался согласия польского правительства на формирование из военнопленных третьей русской армии, для продолжения борьбы против большевиков. При известной поддержке Франции, особенно маршала Фоша, план ген. Врангеля встретил враждебный отпор Англии и мало сочувствия среди поляков!
Ожидая переброски красных войск на юг, Белое командование торопилось с укреплением Перекопского перешейка лабиринтом окопов с проволочными заграждениями, блиндажами и установкой тяжелой артиллерии. В сентябре контрразведка получила сведения о начавшейся переброске в С. Тавирю «цвета» красной армии: 1-ой Конной Буденного, и ген. Врангель решил, до прибытия этих частей, нанести удар красным. В течение сентября 1-ая Русская Армия рассеяла противника на всем фронте, начиная от Азовского моря, взяв более 14 тысяч пленными, причем в этих боях была уничтожена дивизия «красы и гордости революции» — матросов.

Ясно отдавая себе отчет в обстановке и учитывая, что так или иначе с поляками будет достигнуто соглашение большевики, уже до заключения перемирия, начали перебрасывать на юг значительные подкрепления, выбросив лозунг «Все на Врангеля». Чтобы ослабить нажим противника, ген. Врангель решил провести т. наз. Заднепровскую операцию, с целью разбить и рассеять красных на правом берегу Днепра. В начале Белые добились значительных успехов, заняли Мариуполь, но потом, встретив упорное сопротивление превосходившего себя противника, а особенно, после гибели доблестного ген. Бабиева, исчез порыв, пропала вера в собственные силы и наступление захлебнулось.
2-го октября пришло известие о перемирии на польском фронте, и ген. Врангель мог ожидать, что соотношение сил белых-против красных достигнет одного — против десяти! И перед Белым командованием стала, не терпящая отлагательства, дилемма: 1) Отвести армию под укрытие Перекопских укреплений или 2) Принять бой впереди Крымских дефилэ. На военном совете был принят единогласно второй вариант. Между тем с фронта поступали сведения о беспрерывном подходе свежих частей противника и «сама природа становилась против нас», писал ген. Врангель. Наступили небывалые, в этих краях морозы, а армия была плохо одета и обута.
15/28 октября красные перешли в решительное наступление по всему фронту, пытаясь захватить в свои клещи главные силы Белых. Ген. Врангель во время разгадал план большевиков и принял соответственные меры, которые остались неизвестными противнику. К несчастью холода крепчали, мороз дошел до 20-ти градусов, станционные водокачки позамерзали и эшелоны подкреплений позастревали на пути. Передовые части красной конницы 17/30 октября подошли к Салькову, где в данный момент не было достаточно сил для обороны. «Наступили жуткие часы», но на утро 18/31 октября обстановка переменилась в пользу Белых. Части генералов Кутепова и Абрамова обрушились на конную армию Буденного и начали ее прижимать к болотистому Сивашу. Не ожидая удара с севера и северо- востока, красная кавалерия беспорядочно металась, прорываясь отдельными группами между пехотой Белых. Часть артиллерии и весь обоз армии Буденного попал в руки частей ген. Гуселыдикова, и выход в Крым для отступающей армии был открыт. И действуй Кутепов более энергично, конницу «тов.» Буденного постигла бы участь кавалерии Думенко и Жлобы.

20/3 октября дивизии Абрамова и Кутепова стали втягиваться в дефиле, преследуемые по пятам красными. Армия осталась цела, даже увеличилась в составе, за счет пленных, однако боеспособность ее была уже не прежней.
Надеясь на лучшее, но предвидя худшее, ген. Врангель отдал распоряжение, для окончательной подготовки нужного тоннажа для эвакуации армии и гражданского населения.
Считая, что малейшая паника в тылу может передаться в армию, Белое командование начало распускать слухи о предполагаемом десанте в Одессу. Принятые меры рассеяли тревогу, тыл оставался спокойным и жизнь текла своей чередой. Работали, до отказу переполненные, театры и кино, бойко торговали магазины, а улицы Севастополя, Ялты и других городов Крыма были полны оживленной, ничего не подозревающей, публики. 26 октября в Симферополе открылся съезд представителей городов, воинский союз в Севастополе устраивал 25 октября благотворительный концерт, на котором присутствовал и главнокомандующий.

23-25 октября красные безуспешно атаковали Перекопские позиции, но были повсюду отбиты с уроном. 26 окт./7 ноября жестокий мороз сковал соленый Сиваш и дал возможность большевикам обойти Перекопские позиции. Получив это грозное сообщение, ген. Врангель отдал срочное распоряжение по началу эвакуации Крыма и немедленно выехал на фронт. На следующий день контратакой удалось отбросить красных к Чувашскому полуострову, но этот успех не изменил положения. «Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске. Малейшее колебание или оплошность могли погубить все», вспоминал впоследствии Врангель. 28 октября Главнокомандующий прибыл в Севастополь и пригласив представителей русской и иностранной печати сделал им следующее заявление:
«Армия сражавшаяся не только за честь и свободу своей родины, но и за общее дело мировой культуры и цивилизации, армия, только что остановившая занесенную над Европой кровавую руку Московских палачей, оставленная всем миром, истекает кровью...»
Уже в 1968 году профессор Ельского университета, известный наш историк С. Пушкарев писал:
«Героическая борьба Белых армий не спасла Россию, но она спасла неблагодарную Европу, предоставив ей время необходимое для того, чтобы прийти в себя и оправиться от тяжких потрясений военного и послевоенного периода.»

28 октября Белые дивизии покинули последние укрепленные позиции и положение становилось все серьезней. Днем и ночью шла погрузка угля, провианта и воды. В этот день прибыл в Севастополь на крейсере «Валдек-Руссо» командующий французской Средиземноморской эскадрой адмирал Дюмениль.
Белые продолжали отходить к портам в полном порядке, и погрузка лазаретов, членов семейств служащих армии и флота, учреждений и гражданского населения шла без паники и перебоя. Поздно ночью того же дня советское командование передало по-радио предложение генералу Врангелю сдаться, гарантируя жизнь и неприкосновенность высшему составу армии и всем, кто положит оружие ****).
Между тем холода сменила теплая погода, на море был полный штиль, что дало возможность использовать все суда и баржи, могущие держаться на воде. Некоторые пароходы перегружали до последних пределов. Так, например, «Владимир», принимавший до 700 пассажиров, теперь имел на борту 6000 человек, а «Саратов» был до того перегружен, что один человек вызывал крен судна.
Главнокомандующий с адмиралом Кедровым объезжал на катере грузящиеся суда, встречаемый несмолкаемыми криками ура. Вот как сам Врангель описывал последние свои часы в Севастополе:
«В полдень 1-го ноября последние заставы и юнкера выстроились на площади. У гостиницы стояла толпа обывателей. Поздоровавшись с юнкерами и поблагодарив их за хорошую службу я направился к катеру. В толпе махали платками, многие плакали. Вот подошла молодая девушка. Она, всхлипывая, прижимала платок к губам:
«Дай Бог вам счастия ваше превосходительство. Да хранит Вас Бог!»
«Спасибо Вам, а Вы что же остаетесь?» «Да у меня больная мать, я не могу ее оставить.»
«Дай Бог и Вам счастия?»
Подошла группа представителей городского управления, с удивелнием я узнал некоторых наиболее ярких представителей опозиционной общественности.
«Вы правильно сказали, ваше превосходительство, вы можете идти с высоко поднятой головой, в сознании исполненного долга. Позвольте пожелать вам счастливого пути.» «Я жал руки, благодарил.»
«Неожиданно подошел, присутствовавший тут же, глава Американской миссии адмирал Мак-Колли. Он долго тряс мою руку и с чувством сказал по французски:
«Я всегда был поклонником Вашего дела и более чем когда-либо являюсь таковым сегодня.»

Заставы погрузились. В 2 часа 40 минут катер генерала Врангеля отвалил от пристани и направился к крейсеру «Генерал Корнилов», на котором взвился флаг Главнокомандующего, с нагруженных судов неслось непрерывное «ура». Пароходы один за другим выходили на рейд и в море.
Крейсер «Генерал Корнилов» стал на якорь у Стрелецкой бухты и оставался там почти что до утра, ожидая погрузки и выхода в море последних кораблей. Между тем Белая кавалерия, прекрывая отход пехоты и ее погрузку, сдерживала наступление красных, а затем, быстро оторвавшись от неприятеля, усиленными переходами пошла в Ялту.
Из Севастополя «Генерал Корнилов» с Главнокомандующим направился в Ялту и Феодосию, где ген. Врангель хотел лично проверить успешность погрузки и своим присутствием ободрить и поднять дух грузящихся войск. За «Генералом Корниловым» следовал флагман адмирала Дюмениля. Снимаясь с якоря в Феодосийском заливе и беря курс на Константинополь крейсер «Вальдек-Руссо» произвел салют в 21 выстрел, последний прощальный салют русскому флагу в русских водах. «Генерал Корнилов» ему отвечал.

Подводя итоги Крымской эвакуации мы смело можем сказать, что при всей скудности средств, возможностей, тоннажа и недостатка времени, была эвакуация планирована, организована и приведена в исполнение генералом Врангелем блестяще. Главнокомандующий и его ближайший помощник, адмирал Кедров, предусмотрели буквально все, что было в человеческих силах. И многие из нас, пережившие этот Великий Исход 58 лет тому назад, обязаны ген. Врангелю своим существованием. В трехдневный срок покинуло последнюю пядь свободной русской земли от 150 до 180 тысяч человек на 126 судах (по другим сведениям их было во много раз больше).

«Господь помог мне исполнить долг. Да благословит Он наш путь в неизвестность. Я отдал приказ идти в Константинополь. Спустилась ночь. В темном небе ярко блистали звезды, искрилось море. Тускнели и замирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний... Прощай родина...»,
занес Главнокомандующий в свой дневник в то время как «Генерал Корнилов», полным ходом удалялся от русских берегов, держа курс на Босфор.

Имя ген. Врангеля у всех большевистских вожаков было чем-то нарицательным и никто из вождей Белого Движения не заслужил у них такой ненависти как «Черный барон» в своей неизменной черкеске *****). Но к ненависти примешивалась и доля уважения. И даже оголтелый большевистский застрельщик, поэт-футурист и клоун Маяковский, вспомнил добрым словом Главнокомандующего в своей поэме «Хо- рошо»
И вопреки Крымскому поражению, первому, которое потерпел Врангель, он остался «победным», как назвал его один из биографов ******). И мыслимо ли было вырвать победу У врага в Крыму и С. Таврии при таком фантастическом неравенстве живой силы, вооружения и остальных материальных ресурсов, да еще при враждебном отношении, чуть ли не всего мира!!!

И теперь, как и в те трагические дни, мы хорошо видим насколько были близоруки и недальновидны так называемые наши Союзники, не только отказывавшиеся поддержать Вооруженные Силы на Юге России в антибольшевистской борьбе, но еще и всячески старавшиеся вставлять спицы в колеса Белой боевой колесницы. И пальму первенства в этом злом деле занимал «Коварный Альбион»-Англия! Британское правительство всячески добивалось прекращения вооруженной борьбы против большевиков, оказывало давление на Врангеля, противясь его намерению занять жизненно-необходимую С. Таврию. Ллойд-Джордж старался всячески парализовать анти- советскую политику Франции и запугивал Польшу. Более того: англичане систематически задерживали и не пропускали суда с боеприпасами, идущие в Крым, даже под русским флагом. А Британская контрольная комиссия уничтожила боевые самолеты, закупленные ген. Врангелем на Балканах.
Единственным исключением была Франция, но и от нее, кроме признания де-факто и моральной поддержки, Врангель мало что получил. И напрашивается вопрос: чем можно объяснить такую недальновидность и враждебные отношения к национальной России со стороны ее бывших союзников? Кроме политических причин, были конечно и чисто экономические. После четырех лет кровавой войны и разрухи западная промышленность очень нуждалась в недостающем сырье, а лозунг «торговать можно и с людоедами» давно был известен! Западные промышленники, надеялись, что «людоеды» в Совдепии оставят свою страну аграрной и будут в избытке снабжать сырьем Европейские рынки! Что из этого получилось, не стоит и говорить!

Попав в изгнание ген. Врангель продолжал свою кипучую деятельность, пытаясь сохранить армию, что ему и удалось в течение двух с половиной лет. И менее всего повинен он в том, что русские войска терпели невероятные лишения в лагерях Галлиполи и Лемноса.
«В те трагические дни Босфор являл картину единственную в своем роде: голодная, раздетая и только что покинувшая свою родину армия с величайшим энтузиазмом встречала своего Главнокомандующего».
Потом ген. Врангель принял все возможные меры по расселению и устройству на работу бывших чинов его армии в странах Балкана, Франции и Лат. Америки. В марте 1922 года он переехал из Константинополя в Сербию, выбрав местом своего житлеьства городок Сремские Карловцы, в 50 клм. от Белграда, а позднее переселился в Брюссель. В 1928 году тяжелый недуг приковал к постели воина Петра и болезнь оказалась фатальной: 12/25 апреля 1928 года его не стало:

«Умер, снесли на чужое кладбище,
Не из родных был цветов и венок,
Боже — зачем у семьи нашей нищей,
Ты отнимаешь последний кусок!»

В своем завещании ген. Врангель выразил желание быть похороненным в русской церкви Св. Троицы в центре Белграда, под сенью, овеянных славой, старых знамен Императорской Армии. Король Александр дал свое согласие на перенос праха последнего русского Главнокомандующего, соратника его дяди, князя Арсения, по Японской кампании, и выразил желание чтобы похороны носили государственный характер.
3-го октября вагон с посмертными останками последнего русского вождя прибыл на станцию большого пограничного города Суботица, затем в Новый Сад и Сремские Карловцы, где были встречены духовенством, членами местных колоний, старыми соратниками Главнокомандующего и военным почетным караулом. После этого траурный вагон прибыл в Белград где, 6 октября, состоялись торжественные похороны.
Со всех концов Балкана и других стран слетелись Белые воины проводить до места последнего упокоения своего вождя, с которым они делили радость побед и горечь поражения. Вольные сыны Кубани провожали своего почетного казака в старых походных формах, с шашками на голо, маршируя стройными рядами в похоронной процессии. Кадетские корпуса были представлены на похоронах сводными ротами со своими оркестрами.

Прошло 15 лет, погиб король Александр, началась Мировая война, немецкая оккупация и за ней, превращение королевской Югославии, при помощи сталинских штыков, в Титовское коммунистическое государство. Увезены были знамена, овеянные славой, и про гробницу ген. Врангеля как будто бы и забыли. Настоятель Троицкой церкви, прикрыл гробницу от ненужных взоров картиной-иконой «Суд Пилата», и притянул проволокой к стене. И так могила оставалась в покое до 1957 года, когда в Белград прибыл и посетил русскую церковь патриарх Алексей. Заметив ребром лежавшую икону, он приказал ее поднять и за иконой открылась гробница. Прошло время и об этом разнюхали белградские журналисты. Один из них: Е. Влахович начал обхаживать какого-то старого генерала, пока не получил от него биографический материал о жизни и деятельности ген. Врангеля, как и много фотографий. Заправив все это марксистской пропагандой, Влахович напечатал в 1968 году серию статей в Белградской «Политике». А гробница ген. Врангеля находится и поныне в порядке, и над ней, заботами добрых людей, постоянно теплятся лампадки.
КОНЕЦ.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
На страницах зарубежной печати, в послевоенный период, не раз приходилось встречать упоминание о большевистских «легендарных героях» гражданской войны, читать романтизированные биографии красных маршалов Тухачевского или Котовского «как раскаченный тяжелый таран впивавшегося в толщу уже катившихся от Орла белых войск...!»
Ничего подобного не было написано за рубежом в это время о вождях Белого Движения, хотя среди них можно было найти действительно легендарных героев, уже не говоря о генерале Врангеле, который не только своим большим гибким умом, но и сердцем усвоил необходимость «дерзать»! Дерзать всегда и при всех обстоятельствах, т. к. революция значительно изменила былые законы, соотношения сил и средств. Таким образом революция не только не согнула П. Н. Врангеля, «как это она сделала со многими», по меннию одного из его соратников, «а наоборот вызвала к действию весь его духовно волевой потенциал»!
По оставлению Белой Армией Крыма, советские газеты захлебываясь сообщали о захвате в плен «90-та полков Врангелевцев» и тому подобные небылицы. На самом же деле все вооруженные силы Врангелевской армии не составляли и половины «взятых в плен 90 полков»! И ушла Русская Армия на чужбину с оружием в руках в полном составе и порядке, «высоко подняв голову», предварительно хорошо потрепав и распушив красу и гордость красной армии «легендарную» Первую Конную «товарища» Буденного впереди Крымских дефилэ.

Генерал Врангель умел подбирать себе боевых соратников, отличавшихся высокой воинской доблестью, большим военным опытом, непоколебимой твердостью духа, редкой настойчивостью, громадной выдержкой, пользовавшихся обаянием у своих подчиненных. Среди таких соратников ген. Врангеля необходимо упомянуть генералов Шатилова, Улагая, Казановича, Покровского, Савельева, Бабиева (19 раз раненного), Павличенко (получившего 24 тяжелых ранения), Барбовича, Науменко (кажется, еще ныне здравствующий в С. Штатах), а в Крыму, генералов Кутепова и Абрамова.

Вермонт.
П. Н. Пагануцци.

БИБЛИОГРАФИЯ

1 Барон Н. Врангель "Воспоминания" (от крепостного права до большевиков), "Слово", Берлин, 1924.
2. Воспоминания ген. барона П. Н. Врангеля, под редакцией А. А. фон Лампе, изд. "Посев", Франкфурт, 1969. (Перепечатано из сборника "Белое Дело" — "Летопись Белой орьбы".
3. Г. В. Немирович-Данченко, "В Крыму при Врангеле", Берлин, 1922.
4. В. X. Даватц и Н. Н. Львов "Русская Армия на чужбине", Белград, 192°.
5. Главнокомандующий русской Армией ген. Барон П. Н. Врангель, сборник статей под ред. А. А. фон Лампе, "Медный Всадник", Берлин, 1938.
6. "Часовой", журнал .№ 7-8, апрель 1929.
7. "Вестник Галлиполийцев", Журнал № 46, София, 1937.
8. Епископ Никон (Рклицкий) "Жизнеописание блаж. Антония, Митрополита Киевского и Галипкого", т. V, САСШ, 1959.
9. Митрополит Евдогий "Путь моей жизни", Воспоминания, Париж.
10. Влахович: серия статей о ген. Врангеле и Русской Армии на чужбине, "По литика", Београд, 1968.

*) Архиепископ Никон (Рклицкий).
**) Название это имею символическое значение:город будем защищать до последней капли крови и отстоим, как Верден
***) Бодее 50-тв тысяч бойцов.
****) 0 том, сколько отойди большевистские гарантии и ид слово не приходится и говорить. По занятии Крыма красными, Ленин направил в Севастополь Бела-Куна, который со своими чекистами уничтожил самым зверским образом до 60 тысяч коренных жителей Крыма, не имевших к Белой армии непосредственного отношения. Десятки тысяч вымерли и от голода, (в том числе три престарелые родственницы пишущего эти строки).
*****)Черкеска, в изображении бодьшевистских пропагандистов, стала как бы символом всего антибольшевистского (См. картины советских художников, изображающих гражданскую войну). ******) Н. Белогорский (ген. Н. В. Шинкаренко) "Святая Война".

Ген.-Лент. Петр Николаевич барон Врангель

Ваше Преосвященство, Ваше Высочество, Елена Петровна и дорогие участники съезда!
25 апреля 1928 г., для всех антикоммунистов, было ознаменовано НЕПОПРАВИМЫМ, тяжелым, трагичным событием: в этот печальный день в Брюсселе скончался генерал-лейтенант Петр Николаевич барон Врангель.
Не стало одного из самых замечательных и обаятельных русских людей. Одного из спо-собнейших русских полководцев, чье имя запечатлено на вечные времена в истории ЗЕМЛИ РУССКОЙ.
Бескомпромиссного идейного борца с красной нечистью, БЕЛОГО ВОИНА — РЫЦАРЯ БЕЛОЙ ИДЕИ...
Еще один тяжелый удар выпал на долю БЕЛОГО ВОИНСТВА и всех тех, кому было дорого имя нашей родины.
В этом году исполняется 50 лет со дня ЕГО смерти. Срок для человеческой жизни довольно значительный. Срок, в течение которого бывает позабыто многое... Но не забылось и не забудется нами имя любимейшего полководца, обладавшего государственным умом, а в военных делах, помимо личной храбрости, обладавшего знаниями военной науки и искусства, необходимыми для подлинного ПОЛКОВОДЦА, как и беспредельной любовью к РОССИИ и сердцем большого Человека.

Даже в рядах идейных и кровных врагов, наградивших ЕГО кличкой «Черного Барона», при всей поносящей его пропаганде, чувствовался не только страх от «чудо-побед», которыми он руководил, но и скрытое уважение как к человеку, умело ведущему свое идейное дело.

Происходя из невоенной семьи, в детстве и юности генерала Врангеля было мало общений с военной средой. Ни родители его, ни он сам не готовил себя к военной карьере. Правда, выбранная им профессия горн. инженера указывала на его бесстрашие и влечение к опасности. Только отбывая срок воинской повинности в Лейб-Гвардии Конном Полку, он впервые всесторонне познакомился с полюбившейся ему военной средой. Эстандарт-юнкером он сдает экзамен при Николаевском Кавалерийском Училище на первый офицерский чин... А начавшаяся война с Японией окончательно решает его будущее. В этой войне, будучи молодым офицером, он решает все поставленные ему задания с успехом, за что получает признательность со стороны высших начальников, представляется к боевым наградам и дальнейшему продвижению по службе. Видно Сам Господь Бог предопределил ему военное будущее, предназначая его уже тогда на должность ПОСЛЕДНЕГО ПРАВИТЕЛЯ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО и СПАСИТЕЛЯ ЧЕСТИ РОССИИ.

Теперь даже жутко подумать о том, что могло бы произойти с обескровленной в непрестанных боях РУССКОЙ АРМИЕЙ, не будь приказа за № 2899 от 22 марта 1920 г., подписанного генерал- лейтенантом Антоном Ивановичем Деникиным:

ПРИКАЗ
Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России. Гор. Феодосия № 2899 22 марта 1920 г.
§ 1
Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим вооруженными силами на юге России.
§ 27
Всем честно шедшим со мною в тяжелой борьбе —низкий поклон.
Господи, дай победу армии, спаси Россию.
Генерал-лейтенант ДЕНИКИН.

ПРИКАЗ
Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России.
Гор. Севастополь № 2900 22 марта 1920 г.
Приказом от 22 марта за № 2899 я назначен ген. Деникиным его преемником.
В глубоком сознании ответственности перед Родиной, я становлюсь во главе Вооруженных сил на Юге России.
Я сделаю все, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося положения.
Призываю верных сынов России напрячь все силы, помогая мне выполнить мой долг. Зная доблестные войска и флот, с которыми я делил победы и часы невзгоды, я уверен, что армия грудью своей защитит подступы к Крыму, а флот надежно обеспечит побережье. В этом залог нашего успеха.
С верою в помощь Божью приступим к работе.
Генерал-Лейтенант барон Врангель.

Этим числом и этими приказами открывается новая, хотя и короткая эра в эпопее БЕЛОЙ БОРЬБЫ за спасение БЕЛОЙ ИДЕИ и спасении родины.
Громовым «УРА!» прокатилось приветствие новому Главнокомандующему, чьи личные качества, знания и способности стратега- полководца были хорошо известны большинству воинских подразделений Русской Армии.
Слава о его личной храбрости шла за ним еще со времен войны с Японией, подкрепляясь новыми геройскими делами, как в войну с Германией, начиная от облетевшей правительства и население воюющих стран победы под Кушино, до блестящей победы и взятия Царицына, прозванного большевиками в гражданскую войну «Красным Верденом».
Взятием Царицына генерал Врангель стремился воссоединить силы Юга России с добровольческой армией Адмирала Колчака, бывшего тогда Верховным Правителем России. И не по его вине этого не случилось. Генерал Деникин, видимо, больше доверял планам своего начальника генерального штаба, Генерала Романовского, чем оправданным настояниям Генерала Врангеля.

Сразу же по вступлении в должность Главнокомандующего Генерал Врангель ясно подчеркнул свою НЕПРИМИРИМОСТЬ к большевикам, отклонив требование англичан о заключении перемирия с красными, под угрозой потерять и ту микроскопическую помощь, которую они оказывали до этого ген. Деникину.

Со вступлением Генерала Врангеля на пост Главнокомандующего, настроение военных частей изменилось к лучшему Сама собой улетучилась неуверенность в правоте своего дела, удрученность сменила бодрость, реальней стала надежда, а главное — снова воскресла ВЕРА в своего Главнокомандующего, а вместе с ней, и в светлое будущее РОДИНЫ. Никто из строевиков не мог понять и объяснить, что именно произошло... Но всем было ясно, что появилось что-то новое, стихийно сильное, манящее и влекущее к себе и за собой. Забывались снова голод, холод и боевые тревоги. Боевой дух в частях был высок, как никогда за все время гражданской войны...

Мало кто из белых воинов, рядовых борцов, знал и думал о том, что было известно Генералу Врангелю и о чем, и против своего желания, ему приходилось думать. Только самые близкие круги, окружавшие его — высшие военачальники — вместе с ним знали, что приказ за номером 2899 пришел с запозданием. Карты уже тогда, 22 марта 1920 года, были биты. Одной, если не самой главной виной этому была ошибочная стратегия генерала Романовского, как и неиспользование победы — взятия Царицына...
Главнокомандующий лучше других понимал, что потерянного не только не вернуть, но и исправить нельзя при всех располагаемых им средствах, как в числе людского состава Белой Армии, не имевшей ни откуда пополнений, так и во всех нуждах, необходимых для продления дальнейшей успешной борьбы с узурпаторами нашей родины.
Правда, Генерал Врангель все еще не терял надежды на чудо прозрения и просветления умов наших союзников... Что надежда на это чудо была весьма шаткая, доказывает то, что с самого начала вступления на пост Главнокомандующего, наравне с надеждой на успех, он трудился и над разработкой планов в случае поражения.
Таким образом, уже с самого начала были предприняты им предварительные меры на случай эвакуации Крыма, руководясь тем, чтобы спасти всех тех, кто не пожелал бы остаться в лапах у красных. Главным образом подыскивлася необхдоимый «тоннаж», шли ремонты как военных судов под Андреевским флагом, так и коммерческих, и всего того, что было способно принять на себя людей и двигаться на буксире... Главное затруднение было в выискивании притока угля и других погонных материалов, необходимых в судоходстве.

Принимая должность Главнокомандующего, ОН знал, что «не триумфальным шествием, под звон колоколов, из Крыма к Москве можно освободить Россию».
Сперва надо было создать, хотя бы на клочке Русской Земли Правовое Государство, где народ не только на словах, но и на деле уверился бы, к чему ведет в окончательном итоге БЕЛАЯ ИДЕЯ.
Параллельно с реорганизацией самой АРМИИ, шла работа в тылу направленная главным образом, против всосавшейся административной рутины и «офицеров-тыловиков» по всем, самым разнообразным причинам отсутствующих на передовых линиях и проводящих распутную жизнь.
Отдавая приказ Русской Армии, Геенрал Врангель 20 мая 1920 г., объясняя задание армии в борьбе за освобождение России, закончил его словами:
«Призываю к защите Родины и мирному труду русских людей и обещаю прощение к заблудшим, которые вернутся к нам.
Народу — ЗЕМЛЯ и ВОЛЯ в устройстве Государства.
Земле — волею народа поставленный ХОЗЯИН.
Да благословит нас Бог.
Генерал Врангель.
А в воззвании, подписанном тем же числом, объясняется народу, за что борется Русская Армия:

1. За поруганную веру и оскорбление святыни.
2. За освобождение от ига коммунистов, бродяг и каторжан.
3. За прекращение междоусобной брани.
4. За то, чтобы крестьянин обрабатывал собственную землю, занялся 
бы мирным трудом.
5. За истинные свободу и право.
6. За то, чтобы народ сам по себе выбрал хозяина.
«Помогите мне, русские люди, спасти Родину?» 

Этими словами заканчивалось его воззвание.
И надо отдать справедливость, что не только хлебом-солью, но с большим пониманием и доверием встречали крестьяне генерала Врангеля в освобождавшихся областях. А после продолжительных бесед, которые он умело вел с ними, они оставались покорены его планами.
Все это, как для Армии, так и для населения освобожденных областей было ново по своей конструктивности, и по впервые поставленным ясным целям и заданиям, к которым стремится Белая Идея. Но... к сожалению, как самому Главнокомандующему, так и всем находившимся на освобожденной территории было ясно, что все это уже запоздало.
Но пока все еще продложалась война большевиков с Польшей, в душе генерала Врангеля еще теплилась надежда... Надежда на ЧУДО. Поэтому он не прекращает своей работы с целью восстановления полного порядка и правды в подведомственных ему областях. Кипела работа и дальше у самих БЕЛЫХ ВОИНОВ.
«С кем хочешь, но за Россию!» Этим лозунгом Главнокомандующего можно объяснить, почему в некоторых случаях «Махно» и «Зеленые» оказывались союзниками белых против красной нечисти.

Еще в самом начале, по принятии должности Главнокомандующего, видя почти что безвыходную ситуацию, Генерал Врангель поделился с близокружающими его людьми (высшими начальниками), что на победу рассчитывать он не может, а поэтому и не может ее обещать, но ОН обещал:
«Не склонить знамени перед врагом и, если нам суждено будет погибнуть, то охранить честь знамени до конца».
О самых причинах неудач, постигших Белое Дело, Генерал Врангель выразился честно и ясно: «Причины чрезвычайно разнообразны. Как окончательный вывод можно сказать, что с самого начала СТРАТЕГИЯ была принесена в жертву ПОЛИТИКЕ, а ПОЛИТИКА никуда не годилась. Вместо объединения всех сил проводилась политика «ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ»... и в окончательном итоге, провозгласив «Единую Великую и Неделимую», пришли к тому, что разделили ее на целый ряд враждующих между собой образований».

Через месяц после прихода к власти, генерал Врангель занялся переформированием и пополнением АРМИИ не добровольцами, а лицами, призванными по военной мобилизации. Новый дух, влитый в Русскую Армию, вера в своего Главнокомандующего, заслужившего в сказочно короткий срок любовь своих АРМИИ и ФЛОТА, несмотря на свою малочисленность по сравнению с силами окружавших врагов, делали чудеса. Войска шли от победы к победе.
Разгром конницы Жлобы и чудом спасшаяся от такого же разгрома конница Буденного, большие потери в аммуниции, орудиях и людском составе в боях с Белыми в Таврии не на шутку обеспокоили как высшее военное командование большевиков, так и самого Ленина.
Эти успехи Русской Армии не остались незамеченными у наших бывших союзников. Французское Правительство, все еще не признававшее Правительство Юга России, после этих одержанных побед над красными переменило свое мнение, о чем было сообщено из Парижа телеграммой нашего представителя Струве.

Появлялась какая-то надежда на прояснение умов и у других бывших союзников и казалось, что вскоре за примером Франции последует и Империя Его Королевского Величества Короля Великобритании... К сожалению, этого не произошло.
Решение правительства Франции хотя и прибавило лишний шанс на благоприятный исход борьбы с большевиками и несколько ободрило как самого Главнокомандующего, так и население Юга России, все же полностью не давало к этому гарантий, вследствие чего, сохраняя самую строгую тайну, Генерал Врангель и дальше не переставал работать над вариантом эвакуации — оставления КРЫМА.

Приближение осени — времени, не подходящего для ведения наступательной войны с малыми силами против во много раз более многочисленного противника, привело Главнокомандующего к окончательному решению: «УКОРОТИТЬ ФРОНТ». Другими словами, утвердить оборону на Сивашах и перейти к обороне Крыма. Такое решение давало возможность переформирований частей, одновременно давая возможность отдыха для некоторых подразделений, временно освобожсднных от контакта с противником, а кроме того, было выгодно для самой обороны, ибо обыкновенно НЕЗАМЕРЗАВШИЕ Сиваши были природной защитой на подступах к Крыму.

Между тем, последнее слово в трагедии Белой Армии оставалось за злейшим врагом России — Маршалом Пилсудским. Совсем свежо было в воспоминании, когда он, чтобы не допустить победу Деникина, намеревавшегося идти на Москву, подписал с большевиками перемирие, таким образом освобождая силы большевиков для борьбы с Добровольческой Армией.
Теперь же, в октябре 1920 года, он снова подписал с большевиками перемирие, что оказалось РОКОВЫМ в окончательном исходе борьбы Генерала Врангеля с большевиками. Как правильно понимали оба Главнокомандующих (ген. Деникин и ген. Врангель), Пилсудский считал для себя и для Польши меньшим злом иметь по соседству большевиков во главе с Лениным, чем Национальное Правительтсво России.
Правдивой для Маршала (и к сожалению для Польского народа) оказалась русская народная мудрость: как аукнется, так и откликнется... И отклкинулось это Польше через неполных 20 лет, теряя свою свободу и проносясь эхом через КАТЫНЬ до самого ЗАПОЛЯРЬЯ.
Оправдание поляков, что у Польши не было другого выхода, как подписать в октябре 1920 года перемирие с большевиками из-за недостатка амуниции, обуви, теплой одежды, белья и прочего, неохбодимого для сражавшихся, и что Франция как и другие западные государства не оказали ей вовремя помощь, не выдерживает критики.
Вот, что пишет в журнале «Голос Зарубежья» Иосиф Мацкевич в статье «Не было пустых патронташей», побивая ею статью Юзефа Лабодовского, напечатанную в одном из номеров парижского журнала «Культура»:
«На основании собственных, скромнейших наблюдений с седла рядового улана, помню, как после нашего июльского поражения и участия в трагическом отступлении, в составе тыловых частей, оборонявших наши отступающие войска от наступающего от берегов Двины большевистского 3-го Конного Корпуса ГАЯ, мы, достигнув Варшавы, пережили на МОКОТОВСКОМ поле подлинную метаморфозу».
Дальше идет перечисление полученного ими (хотя и разношерстного) обмундирования с поясами, патронташами, новых седел, карабинов и амуниции по горло! Уланы не только были посажены на лошадей, но еще и роскошествовали, подбирая для каждого эскадрона отдельную масть коней.
Польский историк, Побуч-Малиновский, представляет выпукло в своем отчете огневую мощь польской армии того времени, на самом главном секторе фронта Варшава-Модлин-Загрже:
36 новосформированных полевых батарей, 24 новых тяжелых батареи, 13 конных батарей, 200 дополнительных орудий и тысячи пулеметов.
Как утверждает И. Мацкевич, и что известно нам самим, большевики под Варшавой были «разбиты вдребезги»... Стараясь не пользоваться свидетельствами из дневников и мемуаров, ибо «пишущие не любят уменьшать значение собственной роли», он остается при мнении, что после Варшавы настало «массовое бегство дезорганизованного противника».
По свидетельству командира 26-го уланского полка, Тадеуша Махальского, «одно появление нашей кавалерии к северу от Лиды вызвало такое впечатление, что привело к нарушению всей советской обороны вдоль Немана».
А по данным командира 16-го уланского полка, большевики были обстреляны из собственных орудий, доставшихся безнаказанно уланам...
На юге, беспорядочно отступая, конная армия Буденного уходила за реку Стырь. Снаряжение, обмундирование и вид взятых в плен красноармейцев были плачевными. Конная армия была на краю своей гибели. Целые эскадроны переходили к полякам. 17 сентября 14-ая советская кав. дивизия перестала существовать. Пленные на допросах сходились в своих показаниях, что дивизии Буденного насчитывают всего лишь несколько сот всадников. Большевистская пехота оказалась не способной сопротивляться. 24-ая и 44-ая пехот, дивизии были расчленены на одинокие группы, скрывающихся в лесах.
Сделалось так, что и воевать было не с кем. Дороги на Киев были открыты.
13-го октября на польских передовых позициях пронесся слух, что с большевиками подписано перемирие. На следующий день это было подтверждено и официально. Для чинов Польской Армии это было самым непонятным решением.
В конце своего изложения Махальский раскрывает причину (ларчик): советская конная армия была отозвана с польского фронта для пополнения и переформирования и переброски ее на Крымский фронт против Врангеля.
Маршал Пилсудский только в 1923 году в речи, произнесенной им в Вильно, признал, что:
«Большевистская армия была тогда так вдребезги разбита по всей линии фронта, что ничто не мешало мне продвинуться так далеко, как бы я захотел. Удержало меня отсутствие МОРАЛЬНОЙ (выделено мною — А. М.) силы в народе».
В чем именно заключалось отсутствие морали (со слов маршала) остается для нас и дальше неразгаданным.
А что пан маршал и тут слукавил, доказывать не приходиться: о каком недостатке морали можно говорить, когда Польская Армия шла от победы к победе. И бросать тень на свой же Польский народ не было никакой надобности, ибо в то время даже воробьи на крыше маршала чирикали о том, что лучше иметь дело с Советами, чем с главнокомандующим Белой Армии, в данном случае с генералом Врангелем (особенно после разгрома конной армии Жлобы). Решением своим заключить перемирие с большевиками Маршал принял косвенное участие в большевистском поклике: «Все на Врангеля».
А то, что Генерал Врангель, к тому времени, несмотря на малочисленность Русской Армии, стал для большевиков опасностью первой степени доказывает само воззвание Ленина от 2-го октября 1920 г.:
«Товарищи! Все, как один, встаньте на защиту против Врангеля. Все на помощь красной армии, для победы над Врангелем! ОПАСНОСТЬ ВЕЛИКА!» (выделено мною—А.М.).
Эта опасность подтверждается и более ранними телеграммами Ленина к Сталину от 4-го и 11-го августа 1920 г.

В «Архиве Русской Революции» находятся документы, указывающие на то, что красная армия была разгромлена после сражения на Немане, вследствие чего большевики не представляли особенной угрозы для Крыма. И только перемирие с поляками дало возможность Советам переорганизовать и пополнить остатки этой армии, чтобы бросить против Врангеля все, что еще у них было. Пилсудский же считал советскую Россию более податливой, чем ту, которая должна была возродиться на костях, крови и пепле революционного пожарища путем БЕЛОЙ ИДЕИ. Следовательно, не недостаток «моральной силы» в Польском народе, а чисто ПОЛИТИЧЕСКОЕ соображение руководило Пилсудским подписать перемирие с большевиками в тот момент, когда враг был разбит и ему не оставалось ничего другого, как просить о пощаде.

И вот, после 14 октября, после подписанного с Польшей перемирия с каждым днем растет и увеличивается боевая сила большевиков... И растет натиск красных на Крым.
Одновременно с этим, у Главнокомандующего больше не остается надежды на чудо. Теперь все его помыслы сконцентрированы на эвакуации и спасении людских жизней героев. Героев, которые уже который год находятся в бесконечных лишениях, борющихся за славу и честь своей РОДИНЫ.

Подготовка к оставлению Крыма идет усиленным темпом, одновременно стараясь замаскировать настоящую цель, якобы приготовлениями к десанту в тылу у красных. Лично проверяя план эвакуации. Генерал Врангель приказывает повысить расчет на 15 тысяч человек. Сразу же было дано распоряжение на все суда, приготовляемые для эвакуации, грузить боевые и продовольственные запасы в Керчи, Феодосии и Ялте.

Трудно передать ту жертвенность, с которой воины Белой Армии защищали позиции на подступах к Крыму. Нельзя забыть и того, что в этом году сама природа оказалась немилостивой к защитникам последнего куска Русской земли; наступившие неожиданно сильные морозы сковали Сиваши льдом, что облегчало наступление большевиков.
Чуть ли не накануне самой эвакуации Главнокомандующим была получена телеграмма атамана Семенова:
«Оценив настроение казаков, иногородцев и крестьян, населяющих Российскую Восточную Окраину, пришел, к неуклонному решению во имя блага родины не только признать Вас как Главу Правительства Юга России, но и подчиниться Вам на основании преемственной законной власти Российской Восточной Окраины командования и выборным походным атаманом казачьих войск Забайкальского, Амурского, Усурийского и перешедших на ту же территорию во главе с их войсковыми правительствами Енисейского, Сибирского, Оренбургского и Башкирского...».
Эти слова телеграммы были обнародованы в приказе Главнокомандующего за № 0010843. Заканчивался приказ пояснениями генерала Врангеля: «Отныне все казачество с нами. Польша заключила перемирие с врагом России, но главный союзник протягивает нам руку. Этот союзник — РУССКИЙ НАРОД».

Сама телеграмма и приказ Главнокомандующего были последней моральной поддержкой истекавших в крови белых воинов —защитников Крыма и как бы разрешили ген. Врангелю закончить последние приготовления для эвакуации Крыма.
29 октября, после 2х-часового разговора с командующим французской эскадрой адмиралом Дюмениль, генерал Врангель отдает приказ войскам «оторваться от противника и следовать к портам для погрузки». Тем же днем означен и приказ об оставлении Крыма.

Сама эвакуация была произведена беспримерно — блестяще, несмотря на недостаток тоннажа и оскудение в других средствах, необходимых для эвакуации. Генерал Врангель предусмотрел все, что только было возможно, для спасения не только Армии, но и всех тех, кто не хотел в будущем сотрудничать с большевиками.
Все сведения из польских источников взяты мною из статьи известного польского писателя Иосифа Мацкевича, напечатанной в «Голосе Зарубежья» № 7, (с письменного разрешения журнала: «Перепечатка разрешается, но с указанием источника». — А. М.).
Остальные сведения почерпнуты мною из книг, изданных полками Цветной Дивизии.

Чтобы фигура Генерала Врангеля, на поле событий Российского лихолетья получила более ясные выпуклые очертания необходимо поднять занавес над всем тем, что предшествовало зарождению БЕЛОЙ ИДЕИ, на том темном фоне трагических явлений намеренно созданных руководящими лицами вражеской Германии, равно и на близорукости, непониманию, глупости (иногда доходившего до цинизма и подлости) наших недавних союзников.
Еще в 1916 году военный министр ген. Шуваев сказал в Государственной Думе:
«Нет в мире сил способных победить Россию!» Наряду с этим во вражеской к нам Германии тогда уже ковался коварный план о котором, по окончании Первой Мировой Войны генерал Людендорф признался в том, что именно лежало в основании плана засылки в Императорскую Россию (предварительно снабдив их деньгами) революционеров при помощи которых можно бы было провести РАЗЛОЖЕНИЕ Русской Армии против которой Германии с каждым днем было труднее бороться имея к тому же уже оправившегося от прошлых неудач противника на Западе....
Предпринятую акцию генерал Людендорф называет «ВОЕННОЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ» тут же поясняя, что за это осуждать Германию было бы несправедливо ибо она была врагом России и боролась за свое СУЩЕСТВОВАНИЕ. Тут же невзначай он делает намек, что если кого надо осуждать за все что произошло дальше с Россией, то ТОЛЬКО ее «друзей» тогдашних СОЮЗНИКОВ (!?). Дальше он кается в соделанном, довольно наивно объясняя, что ему тогда и в голову не могла прийти мысль, что какие-то малоизвестные люди с довольно сомнительными характеристиками восседавшие попеременно в разных швейцарских кофейнях могли бы «успешно» справиться с доставшейся им по милости Керенского властью, крепко уцепиться за нее и теперь грозить в своих воинственных целях всей Европе, выбросив лозунг «Пролетарии всех стран объединяйтесь!»
И знай он, что это случится именно так, он бы отказался подписать им (читай Ленину с его штабом) пропуск через Германию, хотя это и было для Германии военной НЕОБХОДИМОСТЬЮ.
Предпринятая Германией акция первично принесла ей успех, но в то же время Германия не расчитала свои силы в борьбе проникавшей теперь уже с востока красной заразы, не предприняла против этого своевременно необходимых мер и таким образом в конечном итоге просчиталась.

Одним из величайших РУСОФОБОВ на фоне событий описываемого времени рядом с кряжистой фигурой руссо-ненавистника Пилсудского высится фигура Кайзера Вильгельма.
Этот откровенно говорил, что Славяне и «Славянский вопроса ему попросту очертели. И что он сделает все, чтобы в будущем никакой России не существовало разделив ее на 4 государства.
На какие именно он еще точно не знал за исключением одного — Украины... Эта его открытая политика к России и была как бы фундаментом для развития Украинской самостийности....

С падением Керенского и присвоением себе власти со стороны Ленина в России на всей ее обширной территории начинает зарождаться Белая Идея. На Юге России в феврале 18 года ею руководят Генералы Алексеев и Корнилов... Во вражеской Германии у людей стоящих у руля государственного управления все еще стелется туман в головах, что ясно видно из суждений тогдашнего Министра Иностранных дел Германии который все еще не может отличить понятие «России» от господствоавшего в ней узурпаторского режима большевиков.
Мысль выраженная им настолько смехотворна для человека занимающего такое крупное государственное положение, что не будь она трагична ее можно было бы рассматривать как неудачный анекдот...
Привожу ее полностью:
Германское Правительство ожидает, что Россия примет все средства, которыми она располагает чтобы немедленно подавить восстание ген. Алексеева и чехословаков. (!?!?!)

От нашего врага я перескаиваю к нашему союзнику вышедшему самым сильным из Первой мировой войны, с наименьшими потерями уже и ввиду того что к участию в военных операциях он присоединился почти что ко времени разбора шапок.
Правительство С.Ш.А. возглавлял в те времена президент Вильсон.
Как большой ЛИБЕРАЛ и противник всякой МОНАРХИИ он в душе был на стороне большевиков, хотя, как человек умный, не мог не замечать творившихся анархии и бесчинствах на нашей родине. Свое нежелание помочь национальной России он мотивировал тем, что Америка этой помощью могла бы причинить России худший вред... Под худшим вредом Президент понимал восстановление если не Монархии то режима, который мог бы пойти путями Законов существовавших в России до революции.

Таким образом всякая помощь со стороны самой могущественной страны мира была для БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ исключена.

Представители властей Франции не были в своих высказываниях единодушны. Так, примера ради, Генерал Бертелло уже разработал план о вторжении в Россию 12 дивизий смешанного состава из французских и греческих военных соединений с тем чтобы с ними пробить дорогу до Москвы и восстановить в ней законную власть при содействии руководителей БЕЛОЙ ИДЕИ.
В противовес ему Маршал Франше д-Эспре отстранялся от такого решения и защищал свое мнение тем, что солдаты Французской Армии после триумфального шествия по побежденной Германии вряд ли согласятся продолжать борьбу для оккупации России...
Уж не говоря о том что такое мнение не соответствует его военному положению и чину, можно просто заявить, что Русский Вопрос, вопрос России пролившей столько крови в Мазурских болотах чтобы вызволить из беды французов нисколько не затрагивал его неблагодарную натуру.

А теперь обратимся к «Коварному Альбиону»:
Вот слова Винстона Черчиля: «Европа обязана Югу России — читай Белому Движению — тем обстоятельством, что волна большевицкой анархии не захлестнула ее. В согласии с политикой Его Величества мое министерство окажет всякую поддержку путем доставки военного снаряжения и специалистов-экспертов не только Южной, но и Северной России и Сибири».
Но умница Черчиль тут просчитался слишком понадеявшись на умную политику Его Величества натолкнувшись на «твердый камень» тогдашнего председателя министерского совета Ллойд Джорджа.
Без всякого зазрения совести сей государственный муж заявил следующее:
«Я не могу решиться взвалить на плечи Англии такую страшную тяжесть как водворение порядка в стране раскинувшейся в двух частях света, где чужеземные армии всегда испытывали неудачи. Мы не можем тратить свои скромные средства на участие в чужой гражданской войне...».

Не лучше отнеслись к вопросу о помощи Белой Армии и Японцы предпринявшие только интервенцию для вызволения из опасности Чехов с обещанием, что по окончании эвакуации из Сибири Чехов, выведут свои войска не желая вмешиваться в чужие гражданские войны...
Приблизительно то же самое сообщил и Масарик, указывая на то, что это дело самих русских решать собственные проблемы. Между тем о проблеме вывоза золотых запасов Российского Государственного Банка позаботились его войска сформированные в России из бывших Австро- Венгерских пленных и к тому же бессовестно и подло предавших Адмирала Колчака.

Главный руссофоб Пилсудский уж никак не желал победу Национальной России, что и доказал своими действиями, указанными выше.
Единственно Королевич Александр указывая на полное опустошение своей страны во время более четырех лет войны обещал дать помощь войсками численностью до 40 тысяч, но с безусловной матерьяльной помощью СОЮЗНИКОВ... Союзники НЕ ПОМОГЛИ.

Еще вчера бывший такой ДОРОГОЙ СОЮЗНИК как Русский народ сегодня оказался уже совершенно не нужным:
Мавр выполнил свое задание- Сильной Национальной России видеть никто не хотел... Этим закончу то, что было необходимо указать для лучшего понимания какую жертву решил принести Генерал Врангель принимая на себя ответственность за все предстоящее, зная обо всем выше изложенном. Он знал что ему предстоит первым долгом спасать то немногое, что еще было возможно спасти.
Свой долг, блестяще проведенную эвакуацию Крыма Генерал Врангель выполнил с честью.
В самом начале, вступая в должность Главнокомандующего, он признался Военному Совету в том, что действительных шансов на будущие военные успехи он не предвидит, но, что деля с Армией славу побед, он не в праве отказаться испить с ней и ожидающие ее горести.
«Я сделаю все чтобы вывести Армию и Флот с честью из создавшегося тяжелого положения!»
И он, вероломно оставленный союзниками и предательски обманутый коварством Пилсудского, ИСПОЛНИЛ свое обещание и не добившись победы СПАС ЧЕСТЬ БЕЛОЙ АРМИИ и ЧЕСТЬ РОССИИ.

В заключении хочу еще раз подтвердить, его же приказом об оставлении Крыма, честность его служения России и Русскому народу. Цитирую отрывочно:
«Русские люди! Оставшаяся ОДНА в борьбе с насильниками Русская Армия ведет неравный бой защищая последний кло-чек РУССКОЙ земли, где существуют право и правда...
По моему приказанию уже приступлено к эвакуации....
Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах.... Дальнейшие пути наши полны неизвестности....
Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как и всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье.
Генерал Врангель.

Словами посвященными генералу Врангелю, сказанными скромным и большим патриотом, которыми была богата Русская Военная среда — Кадетом и артил. полковником Максимом Бугураевым я заканчиваю свой доклад.
«Мы — белые воины — не забыли его и ЗАБЫТЬ ЕГО НЕЛЬЗЯ».

Алексей Мальчевский.

Незабываемые встречи

. 1920-ый год. Лето. Крым. Город Симферополь.
Я лежал в госпитале в офицерской палате для выздоравливающих. Помещен я был в эту палату на поправку после перенесенных девяти приступов возвратного тифа и скарлатины. Мои со-палатники были все молодые офицеры и некоторые из них бывшие кадеты. Относились ко мне как старшие товарищи и были исключительно внимательны. Медицинский персонал проявлял тоже заботливость ко всем. Молодая женщина врач, лечившая меня за все время моей болезни, продолжала навещать меня и следила за ходом восстановления моего здоровья и, несмотря на то, что я был на усиленном питании, часто подкармливала меня, принося что-нибудь из дому. Молодость брала свое и силы мои быстро восстанавливались и я стал мечтать о возвращении в мой полк.

Наш госпиталь часто посещали какие-то высокопоставленные лица, русские и иностранцы. Мы привыкли к этим посещениям и не обращали на них внимания. Наша жизнь в госпитале протекала по установленному расписанию и день ото дня ничем не отличался. Иногда мы получали скудные сведения о происшествиях за стенами нашего госпиталя.
Но в один из обычных летних дней, администрация госпиталя получила извещение, что генерал Врангель прибыл в Симферополь и посещает госпиталя. Посетит и наш госпиталь.
Был указан день, но точный час не был назначен. Поднялась страшная суматоха, стали убирать палаты, перестилать постели, менять белье больным... в общем готовились к прибытию Главнокомандующего.

Настал день приезда генерала Врангеля. Из окна нашей палаты можно было видеть, что происходило на улице у главного подъезда и мы с утра поочередно сидели у окна, чтобы не пропустить момента приезда генерала.
В послеобеденное время, к главному входу подъехали военные автомобили. Из головного автомобиля вышел генерал Врангель и, в сопровождении своей свиты, направился в госпиталь. При входе встретили его главный врач и медицинский персонал.
Генерал Врангель и его свита в сопровождении главного врача и его помощника, осматривая госпиталь, заходили в каждую палату. Кто мог, вставал с кроватей. Встал и я. Генерал подходил к каждому, здоровался и обменивался короткими фразами. Генерал, обратившись к главному врачу, спросил:
«А кто здесь в палате самый молодой?»
Старший врач указал в мою сторону. Генерал направился ко мне.
Подойдя, поздоровался со мною, назвав меня по фамилии (в изголовий койки была таблица с моей фамилией), справился о моем здоровьи и спросил какой я части.
«Ударник Первого Корниловского Ударного полка, Ваше Высокопревосходительство» — ответил я.
Генерал пристально посмотрел на меня.
«Кадет?» — спросил он.
«Так точно, кадет Воронежского Великого Князя Михаила Павловича кадетского корпуса».
«В каком классе?» — продолжал генерал свой опрос.
«Был в пятом, Ваше Высокопревосходительство».
Генерал обратился к главному врачу и сказал ему, чтобы меня по выздоровлении и выписке из госпиталя отправили в кадетский корпус.
Я просил генерала о разрешении вернуться мне в мой полк, на что получил лаконический ответ:
«Мне нужны офицеры, а не ударники» и обратившись к главному врачу, продолжил: «По выздоровлению отправить в кадетский корпус для продолжения образования, а полк известить о моем распоряжении».

Генерал поблагодарил меня за службу в полку, пожелал скорейшего выздоровления и, попрощавшись, продолжил обход палаты.
«Покорно благодарю! Счастливо оставаться Ваше Высоко- превосходительство» — ответил я вслед уходящему генералу.
Обойдя остальных офицеров, генерал и сопровождающие покинули палату.
Встреча моя с Главнокомандующим Русской Армией запечателась в памяти на всю мою жизнь. Я как сейчас вижу высокую, статную фигуру в черной черкесске генерала Врангеля, разговаривавшего со мною, ударником и кадетом пятого класса.
Пребывание мое в госпитале подходило к концу. С каждым днем я чувствовал себя все лучше и лучше. Силы быстро возвращались и я настолько окреп, что врач назначил меня на главный медицинский осмотр для выписки из госпиталя.
После осмотра я получил отпускной билет и направление во Второй Донской кадет, корпус, находившийся в Симферополе.

Осенью Русская Армия принуждена была оставить Крым. Кадетский корпус был эвакуирован в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев (ныне Югославия).
Уходили года пребывания в братской стране Королевства Югославии.
В 1924-ом году я окончил Донской Императора Александра Третьего кадетский корпус в Билече и из этого, забытого Богом и людьми, местечка в горах Герцеговины, перебрался в Белград и поступил в Университет. Жил в Студенческом общежитии на Прокопачкой улице на окраине города. Состав обитателей нашего общежития был исключительным: бывшие кадеты и офицеры всех родов оружия и в различных чинах от корнета, поручика и до полковника включительно.
За небольшим исключением, все были участниками гражданской войны.

Когда же генерал Врангель прибыл в Белград и, посещая различные русские организации, узнав о существовании нашего Студенческого Общежития и о составе его обитетелей, изъявил желание посетить и ознакомиться с жизнью студентов. Был назначен день и час его посещения.
Мне представилась опять возможность встречи с генералом Врангелем, но теперь уже не в качестве ударника Корниловца, а студента и не на родной Русской Земле, а на чужбине.
Я был счастлив снова увидеть своего Главнокомандующего.
Примитивная обстановка студенческого общежития, совершенно не подходила к приему знатного гостя, но приходилось мириться с этим положением. Ни средств, ни времени не было, чтобы придать этому исключительному посещению соответствующую торжественность. Все же, чтобы как-то создать иллюзию торжественной встречи генерала, решено было нанять оркестр. За недостатком средств пришлось нанять цыганский оркестр и разучить с ним русские марши. Во избежание конфуза, решено было оркестр спрятать в кустах садика около калитки.
В назначенный день, к часу прибытия генерала, обитатели общежития выстроились вдоль дорожки, ведущей от калитки к главному входу в здание. На улице у калитки староста полковник Валуев и его помощник ротмистр Тулубьев ожидали приезда. Вскоре прибыл на автомобиле генерал. Выйдя из автомобиля, генерал с адъютантом направились к калитке. Оркестр заиграл встречный марш.
Староста с помощником встретили его. Приняв рапорт от старосты, генерал поздоровался с нами и изъявил желание познакомиться с условиями нашей жизни. Все направилсь в помещение. Генерал в сопровождении старосты пошел осматривать наши комнаты, а мы собрались в «училке». После осмотра генерал задержался в «училке» и, беседуя с нами, расспрашивал о нашей жизни студентов-беженцев.
По окончании беседы, староста поблагодарил генерала за оказанное нам внимание. Генерал, пожелав нам успеха в жизни, попрощался, а все мы, воодушевленные его посещением, с громким «УРА» под звуки оркестра, проводили своего Главнокомандующего к автомобилю.

Последнее приветствие генерала и автомобиль скрылся за поворотом улицы. И никто из нас тогда не думал, что эта встреча была последней.

1929-ый год, 6-ое октября день траура у русской белой эмиграции. В Белград на вокзал прибыл из Бельгии прах Главнокомандующего Русской Армии генерал-лейтенанта Петра Николаевича барона ВРАНГЕЛЯ. Исполнилась последняя воля Главнокомандующего быть похороненным в братской стране Югославии, в городе Белграде, в русской церкви Св. Троицы, под сенью знамен славных полков Российской Империи.

Пришли русские люди Белграда и прибывшие из провинции на вокзальную площадь встретить и проводить своего любимого Вождя к месту вечного упокоения.
Братское Королевство оказало доблестному русскому генералу достойные воинские почести, в отдании которых приняли участие — представитель Его Величества Короля Александра, сербский генералитет, возглавляемый военным министром и начальником генерального штаба, части Королевской армии всех родов оружия и соратники Главнокомандующего в форме и при оружии.
У Королевского подъезда вокзала ожидал лафет. Венок Его Величества Короля Александра держали два гвардейца в полной парадной форме и были многочисленные венки от различных русских и сербских организаций.
Под звуки траурного марша, старшие соратники вынесли гроб, установили на лафет. Караул был из русских в военной форме и сербских гвардейцев.
Медленно, печально-торжественно двинулось величественное траурное шествие к русской церкви и присоединились все, бывшие на вокзальной площади. На всем пути следования, тротуары были заполнены горожанами столицы, пришедшими принять участие в проводах русского Главнокомандующего.
По прибытии к церкви, гроб был снят с лафета и внесен в храм, а Королевские воинские части, соратники в военной форме и кадеты русских кадетских корпусов с оркестрами были выстроены около церкви.
Заупокойную литию служило многочисленное русское и сербское духовенство, возглавляемое святейшим патриархом сербским и митрополитом Антонием. После Божественной службы гроб с прахом генерала Врангеля водружен был в мраморную гробницу в притворе храма.
Прозвучал последний залп.
Проводила и простилась белая русская эмиграция с своим любимым, доблестным ВОЖДЕМ.
Так закончил свой земной путь ВЕЛИКИЙ ПАТРИОТ Земли Русской и память о нем будет сохранена во веки веков!
И по сей день у МРАМОРНОЙ ГРОБНИЦЫ в русской церкви Св. Троицы в Белграде русские, почитающие память ЕГО, ставят свежие цветы.

В.С. Данилов.  

     Генералу Врангелю.

Два штандарта в вашем тесном кабинете,
В сонных складках шёлка память славных дат. 
Помните ли жест на конном стилизованном портрете?
Вам теперь осталась лишь любовь израненых солдат.

Вы ходить любили быстрыми шагами, —
Но теперь так много заповедных черт.
Палубу тюрьмы так много раз измерили вы сами:
Ваш, Корнилов был куда просторней; он ушел в Бизерт.

Помните ли ночь с кострами над Червленой?
Божьи звезды в небе с звездами ракет?
Площадь и собор? Привет Царицынской толпы влюбленной?
В дни побед вы были все такой же как теперь, — аскет.

Помните дни мая, выход наш из Крыма?
Как за поездом бежали казаки?
А теперь, мечта Архистратига скрылась в клубах дыма.
За чужой неласковой оградой Русские полки.

Ваши казаки под стражей сенегальцев,
И Корниловцы в тоскливых лагерях.
Но с тех пор, как ваша армия — лишь армия скитальцев,
Даже Русский ветер скован и не смеет дуть в степях.

И в тот скорбный миг, когда вас победили, 
Вашей родины окрепли кандалы;
И свобода умерла в тот час, когда морские мили 
Начали считать вы, глядя на соленые валы.

Как я жду, чтоб ваша армия воскресла? 
Конница пойдет, удилами звеня;
Вы оставите каюту и привинченные кресла, — 
В поле так весене, — сядите вы снова на коня...

А пока штандарты в вашем кабинете.
Спит и не проснулась память славных дат.
И живет лишь жест на конном стилизованном портрете ...
Вам осталась лишь любовь израненых солдат.

Ген. Шинкаренко. (Н. Белогорский).

Русский кадетский корпус в Сараево был военным учебным заведением, и с первого же дня своего существования (июнь 1920 г.) был в подчинении ген. П. Н. Врангеля - главнокомандующего Русской армией в Крыму. Директор корпуса ген. Б. В. Адамович и весь персонал состоял из военных, числившихся на службе в русской армии.

До 19 апреля 1922 г., пока существовала в Белграде Русская военная миссия, корпус находился в ее ведении. А к началу ноября 1922 г. должен был перейти в ведение министерства просвещения Королевства СХС. В связи с этим корпус, который, согласно русским программам, имел всего 7 классов, должен был перейти на 8-летнее обучение. Только кадеты, окончившие 8 классов, могли получить аттестаты зрелости, дававшие право продолжать обучение в университетах Королевства СХС и других стран.

В связи с этими переменами и, возможно, другими еще делами ген. П. Н. Врангель решил 22 сентября 1922 г. посетить Сараево.
Формально ген. П. Н. Врангель оставался главнокомандующим до сентября 1924 г., когда он преобразовал Русскую армию в РОВС - Русский обще-воинский союз.
Все эти годы армия постепенно переходила на "трудовое положение". В Сараево было немало военных, устроившихся на разные работы, и главнокомандующий решил встретиться со своими соратниками.
На Дальнем Востоке Приморская область все еще была в руках белых и все еще было сопротивление красным в Монголии, Хиве и Бухаре. Восстания против большевиков вспыхивали в разных концах России. Все это вселяло надежды, что в недалеком будущем предстоит поход и освобождение России от большевизма.

После посещения кадетского корпуса состоялась встреча главнокомандующего с проживавшими в Сараево офицерами и их семьями в помещении Русской колонии. Помещение находилось недалеко от католической кафедральной церкви, куда прибыла и наша школа с детским садом.
Мне в то время было три с половиной года и, как самому младшему, было поручено сказать короткое приветственное слово и передать главнокомандующему букет цветов. Я должен был сказать:
"Вот тебе, дядя, цветы от русских детей!"
В первый раз я должен был публично выступить, и не где-нибудь и не перед кем-нибудь, а перед Главнокомандующим! Сколько раз я слышал это слово, но выговорить его не мог. Я только знал, что он - самый главный. Он начальник и нашей главной учительницы, и моего отца, и всех русских вообще. Я тогда не понимал, какая мне оказана честь.

Я покорно повторял слова приветствия, когда учительница говорила мне: "Слава, скажи". Мой ответ ее успокаивал, но только на какое-то время. Помолчав немного, она мне снова говорила: "Слава, скажи!" - и я снова повторял твердо заученные слова приветствия.

Наконец открылась дверь и вошел Главнокомандующий. Он был очень высокий. Таких высоких людей я еще не встречал, и сразу понял, что если бы он не был таким большим, то и не был бы Главнокомандующим.
Была дана команда: "Господа офицеры!" - и кто-то подошел с рапортом. Главнокомандующий пожал ему руку и пошел прямо на меня. Я стоял впереди детей с букетом и ждал, чтобы он подошел ближе. Я ему сказал заученные слова и протянул букет.

И тут произошло что-то неожиданное. Главнокомандующий, этот самый высокий человек, взял меня на руки и поднял под самый потолок.
Я посмотрел на всех собравшихся с высоты птичьего полета. Я видел украшенные флагами стены, я видел строй господ офицеров с одной стороны и дам с другой стороны, и свиту Главнокомандующего, задержавшуюся у входа. Помещение Русской колонии показалось мне огромным залом, а момент - вечностью. Больше я ничего не запомнил. Но отец потом рассказывал, как ген. П. Н. Врангель обратился к собравшимся с короткой речью, со всеми поздоровался и немного поговорил. Моего отца он сразу узнал и вспомнил его службу в штабе верховного главнокомандующего в Севастополе. А мой отец сказал, что встречавший его мальчик с цветами был его сыном.

Спустя много лет, будучи уже учеником старших классов гимназии, я не устоял перед искушением взглянуть на помещение, где когда-то была Русская колония. Набравшись храбрости, я открыл дверь и растерянно остановился. Помещение оказалось совсем не таким большим, как оно мне запомнилось. Вдоль стен стояли столы и шкафы какой-то частной фирмы. Ко мне подошла барышня и спросила меня, по какому делу я пришел. Я ей сказал, что когда мне было три с половиной года, здесь находилась Русская колония, я был в этом помещении среди встречавших генерала Врангеля. Сейчас мне просто захотелось взглянуть на это место.
Барышня улыбнулась и, видя мое смущение, просила не стесняться и оставила меня наедине с моими воспоминаниями.
Я еще раз вспомнил, что здесь произошло, попрощался и ушел, унося с собой самое яркое воспоминание моего детства.

(Попытка характеристики)
Через десять лет после поразившей нас всех тогда безвременной кончины генерала Врангеля мне удалось выпустить сборник статей, посвященных его памяти, под исчерпывающим для каждого из нас заголовком "Врангель".
(Полное название:
"Главнокомандующий Русской Армией генерал барон П. Н. Врангель. К десятилетию его кончины 12/25 апреля 1938 г.").

Основываясь на моей служебной близости к почившему Главнокомандующему и получив по его доверию в конце его жизни поручение издать и отчасти отредактировать его "Записки", я счел себя вправе взять на себя задачу издать сборник, на отдельных выдержках из которого я теперь, после четверти века, хочу остановиться подробнее.

Мне удалось тогда привлечь к участию в сборнике ряд лиц, почему-либо ему близких. В основу сборника я положил статьи самого генерала П. Н. Врангеля, посвященные им самим его участию в Русско-Японской войне, которые я получил от матери генерала. Те, кого я просил помочь мне предоставлением своих статей для сборника, отозвались на мой призыв очень охотно. Но не скрою, что был один случай, который я не могу забыть, несмотря на прошедшие годы, - одно из лиц, к которым я обратился, прося их сотрудничества, обещав мне таковое, потом от этого уклонилось, без всякого объяснения причин. Лицо авторитетное по своей жизни и работе и в военном, и в литературном мире.
Сборник мой вышел в неудачное время, то есть почти накануне Европейской войны 1939 года. Вышел в Германии. Распространился сначала только среди подписчиков. Потом запас его погиб в Берлине во время войны. Так что волею судьбы он широкого распространения не получил, а его участники (не знаю только судьбы представителя эстонских Врангелей - барона М. Врангеля) все ушли уже в мир иной, сказав все, что они могли сказать... Я пытаюсь теперь остановиться на их трудах, сознавая, и мой час недалек...

В моем введении к сборнику я тогда писал: "Мне пришлось быть последним, с кем говорил генерал Врангель, оставляя Константинополь (перед возвращением в Крым), и он, сильно взволнованный происходящим, говорил со мною совершенно откровенно. Он шел не на праздник власти, как это думали многие, он ясно сознавал трудность и почти безнадежность задачи которую судьба возлагала на его плечи, он понимал, что идет на тяжелый труд, на подвиг, и, тем не менее, он опять подчинился долгу и, заявив Военному совету: "Я делил с армией славу побед и не могу отказаться испить с нею чашу унижения", - принял на себя тот крест, который и привел его к преждевременной могиле.
В некоторых кругах принято говорить, что П. Н. Врангель был честолюбив... Да, это совершенно верно, и это качество, столь нужное каждому военному, совершенно необходимо для Вождя; он был славолюбив, но он был и честолюбив в самом лучшем значении этого понятия, потому что он любил не почести, а самую честь... И он понимал значение этого слова, так как, заявив в своем первом же приказе, уже как Главнокомандующий:
"Я сделаю все, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося тяжелого положения", - он исполнил свое обещание и, не добившись победы, спас честь армии и России!

Я писал также, что "трудно, если не невозможно, дать оценку и характеристику генерала П. Н. Врангеля". Мне кажется, что нелегко это сделать и теперь. Но думаю, что если я внимательно разберу статьи моих достойных сотрудников по составлению "Сборника статей", я все же в мере доступного подойду теперь в настоящей моей статье к этой оценке!

Описывая бой под Каушеном 6/19 августа 1914 года, командир полка, в котором тогда служил молодой штабс-ротмистр Врангель, генерал Б. Е. Гартман пишет, что во время боя:
"Врангель не находил себе места от нетерпения. Вести о потерях, об убитых товарищах доходили до него и лишь усиливали его протест против того, что ему приходится оставаться в тылу когда его товарищи дерутся. И наконец он не вытерпел. К этому времени к начальнику 1-й гвардейской кавалерийской дивизии генералу Казнакову подъехал с наблюдательного пункта 1-ой Его Величества батареи поручик Гершельман и доложил, что орудие противника в тяжелом положении и что, если помочь спешенным частям свежими силами, то орудия можно будет захватить. Услыхав это, Врангель стал буквально умолять разрешить ему атаковать...
Давно известны подробности конной атаки эскадрона Врангеля на германскую батарею и успех этой атаки. Генерал Гартман заканчивает свое описание словами:
"Врангель потерял лошадь, тоже пешком добежал до орудий.. - Врангель в своем порыве вскочил на орудие и уже оттуда оаспоряжался дальнейшими действиями, покуда ему не подвели другую лошадь." "Для Врангеля, - пишет генерал Гартман, - Каушен был его Тулоном..."

В своей статье "Военная деятельность П. Н. Врангеля" генерал Б. А. Штейфон пишет так:
"Нет нужды задерживаться на дальнейших служебных этапах П. Н. во время Великой войны. Характерно только то, что он продолжает оставаться в строю и командует лишь строевыми частями."
"В результате, в лице Врангеля выявился весьма крупный кавалерийский начальник. Обстоятельство, которое необходимо подчеркнуть, ибо в дальнейшем оно всегда оказывало сильное воздействие на военные замыслы генерала Врангеля..."
Генерал Б. А. Штейфон, наш известный военный мыслитель, в своей оценке генерала Врангеля говорит почти то же, что я сказал в моем предисловии:
"Многие считали П. Н. честолюбивым, однако подобное упрощенное определение едва ли соответствовало действительности. Скорее он был славолюбив, т. е. обладал той чертой характера, какая, по мнению Суворова, является добродетелью для военачальника. Добродетелью потому, что побуждает на ратные подвиги." Переходя дальше к оценке деятельности генерала Врангеля после революции, после его прибытия в Добровольческую армию, под командование генерала Деникина, генерал Штейфон характерные черты боевой работы генерала Врангеля в операции последнего под Царицыном:
'После семнадцатидневной операции войска Врангеля овладели 17 июня Царицыном. Необходимо при этом отметить тот удиивительно смелый план, какой применил Врангель для непосредственного овладения городом: он совершенно обнажил свой фронт на двадцать с лишком верст, сосредоточил три четверти своих сил на правом фланге и столь внушительным кулаком нанес удар вверх по Волге. Это была внешне азартная, но в действительности совершенно обдуманная ставка на психологию врага. И большевицкая карта была бита...
В Манычских боях, а затем в Царицынской операции проявились весьма ярко две главных черты характера Врангеля: неудержимый порыв и изумительная настойчивость. Сочетанием таких крайностей и характеризуется большое военное дарование.

Изучая жизнь и деятельность П. Н. Врангеля, невольно приходишь к заключению, что по своим последствиям, тогда еще незримым, овладение Царицыном явилось для П. Н. Врангеля событием чрезвычайно важным, а в известном смысле и роковым.
Царицынская победа создала его имени большую популярность в войсках. В то же время, на него обратила внимание и им заинтересовалась иностранная дипломатия в лице представителей Англии и Франции. Вместе с тем, взятие Царицына послужило как бы причиной к обострению отношений между генералом Деникиным и генералом Врангелем, что в свою очередь оказало большое влияние на последующие события."

Отмечает Б. А. Штейфон также, конечно, и вопрос вступления генерала Врангеля в командование в Крыму:
«Мы знаем теперь, какой казалась безнадежной политическая и военная обстановка Крыма в те дни, когда, повинуясь только долгу, П. Н. принял на себя тяжкий крест Правителя и Главнокомандующего. Каким пламенным духом надо было обладать, какую несокрушимую волю надо было тогда иметь, чтобы не только вернуть себе лично веру в возможность продолжения борьбы, но увлечь этой верой и свои войска! Что-то былинное, не- человеческое проявлялось тогда в духовном образе Врангеля...

Наделенный всей полнотой власти, П. Н. в должности Главнокомандующего ведет чрезвычайно красочные бои за выходы из Крыма и за дальнейшее уширение оперативного плацдарма. Характерной особенностью этих боев являлось гармоничное сочетание порывов кавалерийского сердца Врангеля с точным, хладнокровным расчетом одаренного полководца.
В Крыму Врангель сделал все, что было в его возможностям и, конечно, не его вина в том, что соотношение сил и средств оказалось несоизмеримым.
Рассматривая деятельность генерала Врангеля как Главнокомандующего невозможно не остановиться на вопросе об эвакуации Крыма, и эта операция, по своей сущности чрезвычайно сложная и трудная, проявила во всей полноте административные дарования П. Н."
Ближайший сотрудник генерала Врангеля - его начальник штаба и под Царицыном, и в Крыму, в сильной степени разделяющий заслуги самого генерала Врангеля в подготовке и проведении беспримерной эвакуации 150.000 русских людей из Крыма, генерал Шатилов - говорит в своей статье уже о деятельности своего Друга - Начальника в эмиграции и его стремлении сохранить армию и в изгнании. Он упоминает также о русском Обще-Воинском Союзе и значении последнего в мерах, принятых генералом Врангелем, для создания возможной прочности существования небывалого союза:
"...Не зная, как еще сложится международная обстановка, и отдавая себе полный отчет, что зарубежная армия, как военная и политическая сила, останется ценной только в условиях сохранения своего воинского уклада жизни и своей дисциплины, - он, за все время своего возглавления армии, а потом и созданного им Русского Обще-Воинского Союза, не допускал чинов их участвовать в партийно-политической жизни эмиграции. Между тем, сама по себе армия и РОВС представляли собою наиболее ценную за рубежом политическую силу." Интересно отметить в статье генерала Шатилова, как ставил генерал Врангель, непосредственно после эвакуации Крыма, церковный вопрос, который и сейчас тревожит верную России часть русской эмиграции:
«Захвативший эмиграцию церковный раскол, как известно, принял крайне острые формы. Большинство ее разделилось на два лагеря. При этом целые организации примкнули к той или другой гороне. Врангель, после происшедшего раскола, занял для ЭВС-а нейтральную позицию, предоставив совести каждого следовать за тем или иным пастырем, и воспретил по этому вопросу в организациях РОВС-а какую бы то ни было пропаганду. а его позиция защитила РОВС от тех острых форм столкновений, которые имели место в эмигрантской среде.»
Вот вкратце та общая обстановка, в которой Врангелю приходилось выполнять свою историческую роль, как руководителю зарубежной армии, стремившемуся сохранить ее единство и полезность Белым вождям, среди которых он занимает достойное место. Помимо искусного управления войсками в период далекой войны и смело проведенной им в Крыму социальной и административной деятельности, он явился создателем законченного политического миросозерцания национальной части русской эмиграции... Исключительные личные дарования Врангеля были основанием того положения в эмиграции, которое было занято армией, РОВС-ом и им самим. Он имел все необходимые данные для военного и политического вождя.
Ясный и светлый ум, величие духа, дар провидения, глубокое понимание всех явлений общественной и политической жизни, умение влиять на массы и полное понимание души и сердца своих соратников создали ему обаяние и популярность и среди руководителей эмиграции, и особенно в ее рядовой среде."
Я с особенным вниманием отмечаю эту оценку, данную генералу П. Н. Врангелю генералом Шатиловым, который знал его, вероятно, и ближе и лучше всех его сотрудников и во время Гражданской войны, и в дни пребывания в эмиграции! В подтверждение этой оценки личности генерала Врангеля я приведу ниже высказывание одного из участников выпущенного мною в свет сборника "Врангель", который тогда почитался самым определенным представителем "молодежи". В. Варнек пишет:
"Давно это было... Мы были молоды и восторженны... Таковы мы были и на "Ак - Денизе", когда по дороге в Болгарию, в Царьграде, чуть не с рассвета ждали приезда своего Врангеля, когда несколько тысяч человек, от трюма и до мачт, слились в одном безумном и бесконечном "ура", как только Врангель показался на синей глади Босфора, пока "приставал", поднимался и обходил весь пароход - непрерывное "ура" тех, кто его видел и не видел... Мы кричали, мы смеялись, мы лили слезы от радости видеть своего вождя - потому ли только, что мы были молоды и восторженны? Но отчего же были слезы на глазах у тех двух старых полковников, что стояли на палубе рядом со мною и также, как и другие, дико и несуразно "вопили" "Ура", всполошившее весь Босфор?..
И будто что-то оторвалось от сердца, когда высокая фигура стоя на катере, сгибалась в поясном поклоне, с обнаженной головой, долго-долго, пока не исчез и самый катер..." Наиболее полно высказался в сборнике профессор Александрович Ильин, лично познакомившийся с генералом Врангелем уже в эмиграции и своей проникновенной натурой более многих постигший качества Вождя, которыми так блистал почивший! Говоря от себя, как от задержавшегося в СССР и чудом оказавшегося в эмиграции, как от русского человека, знавшего Белых и их Вождей только через сетку большевицкой отрицательной пропаганды их - И. А. пишет:
"Нам гордо было сознавать, что в годы национального крушения и развала русские люди сумели выделить из своей среды такого человека, признать его, принять его, возвести его и добровольно подчиниться ему; мы гордились им, при приближении к которому приходили в восхищение и англичане, и французы, и немцы, и правые, и социалисты, - ибо мы знали, что в его лице ведет и побеждает русская честь и русское качество; мы знали, что в кровавой борьбе и в государственном правлении, на родине и за границей - в его лице Россия была на высоте, на высоте своей исконной доблести, организуемости, самоотвержения и бесстрашного напора на свою черную судьбу...
Мы видели в нем огромный заряд воли, эту изумительную способность к выбору и решению, одинокому выбору, одинокому решению, способность спокойно принимать на себя ответственность и нести ее в самых трудных и сложных жизненных положениях. Он всегда и прежде всего решал сам: всегда выслушивал чужие советы и соображения, но решал один и принимал всю ответственность на себя. Он стоял сам и шел сам. Он не терпел возле себя, как это делают слабовольные люди, безответственных шептунов, безличных советников, общественно-политических влиятелей". Именно поэтому и только поэтому он импонировал Другим и мог вести других за собою.
Отсюда эта изумительная сила его характера, его определенэсть, его граненость, его сверкающий чекан, - его умение жить не состоянием, а действиями; его искусство властно импонировать другим людям, и волевым, и безвольным, и русским, и ностранцам; его обычай не сторониться от опасности и врагов, а идти им навстречу; его умение не покоряться судьбе, а искать власти над нею и лепить ее; его нрав - не перелагать бремя на других, а брать его на свои плечи; его дар - двигаться по линии наибольшего сопротивления..."

Оценивая так ярко нашего Главнокомандующего, нашего Вождя, профессор Иван Александрович Ильин, сам порывистый и стремительный, сам себе задает вопрос, ответа на который ждал каждый, кто так или иначе соприкасался с генералом Врангелем.
"Чего же мы ждали от него?"

И сам на него в своей статье отвечает:
"Мы ждали от него авторитетного указания, что делать ддя спасения России, и непосредственного водительства по путям этой борьбы.
Мы ждали того, что он, с его чувством личной и национальной чести, с его умением говорить от лица русской исторической силы и русского государственного достоинства; с его огромным политическим тактом и личным бесстрашием; с его замечательным сочетанием необходимой тактической гибкости, ширины и подлинной идейной принципиальности, - сумеет найти и создать тот национально-силовой выход, при котором завершится наше позорное и унизительное лихолетье и Россия восстанет из своего провала.
Этого ждали мы от него. А он хотел от нас одного: верности нашей родине, нашей волевой идее; и согласно тому, служения ей до конца; служения не партийного, но патриотического и национального, блюдущего честь, но не преследующего личного честолюбия..."

Свои слова, сказанные от всей души и от всего сердца, И. А. Ильин горестно заключает:
"И вот Господь отозвал и мы его потеряли... Но именно эта потеря, этот внезапный и безвременный уход - раскрыл многим глаза. Подобно тому, как утрата нашей родины заставила нас ощутить со всею глубиною и остротою - что мы в России имели и что мы с ней потеряли и в чем состоит священная сущность России, так утрата Врангеля как бы возвращает нашу мысль и наше чувство к тому, что составляет самую суть белого движения и белой идеи!.."

Не могу судить, насколько я, частично разобрав статьи, помещенные мною в сборнике "Врангель", обрисовал сейчас исключительную личность нашего покойного Главнокомандующего! Этих выдержек можно было сделать много больше, во говорили бы они все об одном и том же - об исключительности генерала Врангеля и о том непоправимом ударе, который нанесла судьба Белому делу, отозвав его от жизни в то время, когда ему еще не исполнилось пятидесяти лет. Прекращая приведение этих выдержек из статей сотрудников сборника, я, однако, хочу мою статью закончить не ими. Я хочу привести, для возможно полной исчерпывающей обрисовки личности и характера генерала Врангеля, его же два приказа, которыми он сам начал и закончил самый главный период своей многообразной жизни, - те два приказа один из которых он смело отдал в первый же день своего вступления в командование Русской (как он ее сам и переименовал И3 "Вооруженных сил Юга России") армии. Переименовал сразу, что необходимо отметить, так как это было не простой формальностью, но знаменовало собою программу решительных реформ.
Эти два распоряжения я и привожу ниже:

1. Обращение к русским людям, опубликованное в апреле месяце 1920 года в Крыму:

"Слушайте, русские люди, за что мы боремся:
За поруганную веру и оскорбленные святыни ея.
За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь.
За прекращение междуусобной брани.
За то, чтобы крестьяне, приобретая в собственность обрабатываемую ими землю, занялись мирным трудом.
За то, чтобы русский народ сам выбрал себе ХОЗЯИНА.
Помогите мне, русские люди, спасти Родину.

Генерал Врангель."

"Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда.
В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.

По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ея крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.
Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ея эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих.

Дальнейшие пути наши полны неизвестности.

Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как и всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.
Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье.

Генерал Врангель.

Севастополь, 29 октября 1920 года."