|
Несколько слов о Р.В. Подрузском
В. А. Коссовский
Из журнала "Кадетская перекличка" № 50
В №44 „Кадетской Периклички", в разделе „Памяти ушедших",
была помещена небольшая заметка о том, что 17 апреля 1986 года в
Марокко скончался инженер Ростислав Владимирович Подрузский,
вице-унтер-офицер 5-го выпуска Русского кадетского корпуса и что он
похоронен в присутствии каида, вероятно по магометанскому обряду.
Далее сказано, что друзья покойного выясняют обстоятельства смерти и
погребения. На этом, за неимением других данных, заметка кончается.
Будучи в свое время связан с Ростиславом Владимировичем
знакомством и дружескими отношениями, считаю своим долгом
поделиться с читателями „Кадетской Переклички" своими
воспоминаниями об этом незаурядном и не лишенном оригинальности
человеке и обратиться за помощью о перенесении его останков с
магометанского кладбища на христианское под Касабланкой, где
покоятся многие наши соотечественники, завершившие свой
жизненный путь в изгнании под африканским небом.
К сожалению, я мало знаю о жизни покойного до его приезда в
Марокко. Знаю только, что он, сын русского офицера, кажется
генерала, блестяще окончил кадетский корпус в Югославии, и что его
имя было выгравировано золотыми буквами на мраморной доске в
числе лучших выпусников корпуса. Затем он окончил университет с
дипломом инженера-геодезиста и, пройдя путь эмигрантских скитаний
во время и после Второй мировой войны, очутился в 1947 году с
группой русских землемеров в Марокко, где, благодаря высокой
профессиональной квалификации и знанию французского языка,
работал по поручению русской геодезической фирмы SOMER при
французском, а затем марроканском „Travaux Publics".
Будучи начинающим топографом, я был определен к Ростиславу
Владимировичу в качестве его помощника, что и дало мне возможность
близко познакомиться с ним и наблюдать его на работе и в частной
жизни, так как в течение года пришлось жить с ним под одной крышей
в марроканской глуши на изысканиях и предварительной трассировке
дорог.
Человек живого ума, всестроронне образованный, знавший
несколько языков, прекрасно знакомый с отечественной и иностранной
литературой, он, подобно большинству русских интеллигентов, во
внеслужебное время интересовался буквально всем: философией,
политикой, музыкой, театром и литературой, играл на фортепьяно,
мелодекламировал под собственный акомпанимент произведения
русских поэтов и знал
наизусть в оригинале стихи Гете, Шиллера, Байрона, Бодлера, Эдгара
По и других иностранных авторов.
Непримиримый противник коммунизма, он мог часами
дискутировать на политические темы и всюду, где мог, просвещал в
этой области весьма „розово" настроенных французов. Способ этого
просвещения был совершенно необычным и достигал самых
неожиданных результатов.
Приведу два интересных примера. Когда
появилась на французском языке книга Кравченко „Я избрал свободу",
Р.В. каждый вечер направлялся в бистро, где собирались после трудов
праведных, прежде чем отправиться к семейному очагу, местные
французы, чтобы выпить рюмку-другую традиционного апперитива и,
угощая за свой счет всю собравшуюся компанию, читал вслух главы из
книги. Свои действия он объяснял следующим образом:
„Кто слушает
внимательно, получает в награду даровой апперетив, а кто хочет выпить
за мой счет, обязан слушать".
Французы слушали и пили, пили и
слушали то, что вряд ли бы прочитали когда-нибудь сами. Это
политическое просвещение продолжалось около месяца и на него ушло
все месячное жалование Подрузского.
Интересен и другой метод
политического убеждения. Среди арабской администрации (это было
уже после обретения Марокко независимости) был один крупный
чиновник, восторженный поклонник советской власти. Когда
Советский Союз запустил в космос свой первый спутник, этот чиновник
сиял от счастья.
Ростислав Владимирович ежегодно устраивал на Пасху
приемы, на которые приглашал весь местный „бо-монд". Когда во
время одного из таких приемов, гости уселись за уставленный русскими
пасхальными яствами стол, перед поклонником коммунистического
строя вместо столового прибора оказалась маленькая модель
„спутника".
„Месье, — обратился к нему хозяин, — я надеюсь, Вы
будете счастливы иметь то, что имеют жители столь обожаемой Вами
страны — спутник и пустой желудок, а мы, разрешите, приступим к
праздничному угощению в лучших традициях дореволюционной
России".
Конечно, через несколько минут, когда дружный смех гостей
умолк, перед смущенным советофилом был поставлен полный прибор.
В конце пятидесятых годов наша русская колония разъехалась по
разным странам, преимущественно в США и Австралию, но Ростислав
Владимирович решил остаться в Марокко. У меня хранятся его письма,
подписанные неизмено „Ваш упорный марокканец". В провинциальном
маленьком поселке „Дар Улд Зиду" Р.В. построил для себя и своего
верного рабочего Кхазара Хармы, которого он прозвал „Иваном",
типичный арабский дом, состоящий
из двух частей. В одной части жил „Иван" со своим многочисленным
потомством, а в другой „упорный марокканец", обучавший детей и
внуков своего „Санчо Пансы" русским стихам и басням.
В 1985 году Ростислава Владимировича посетила приехавшая в
Марокко дочь протоиерея Бориса Киценко, Надежда Борисовна. Вот
как она описывает свою встречу с ним. На автобусной станции ее
встретил „Иван", которого она приняла по ошибке за Подрузского, и
привез ее на „Задворки", как назвал свой хуторок Р.В.
„Меня
приглашают внутрь и объясняют, что господин скоро придет. Странное
ощущение. Тут, в глуши Марокко, где воду берут из колодца и где
автомобиль — мечта, я переступила через порог старой России. Стол и
стулья, на стенах картины, в углу камин, два пианино, а за окном, где-то
вдали слышен вой шакала. Входят все члены арабской семьи, начиная
от босых ребятишек до беременных жен и недоверчиво глядящих
старух. Меня окружают и с любопытством смотрят, не произнося ни
слова. К счастью появляется сам Ростислав Владимирович.
Здоровается. И сразу слышен выговор тех старых русских эмигрантов,
которые провели молодые годы в Югославии или в Прибалтике.
Познакомил с окружающими так: Это Иван, а вот его сыновья —
Ушенька, Вускренька, Бубенька... и так без конца. Для каждого
придумано русское прозвище.
— Ну поздоровайтесь с гостьей!
— И все
хором: Здравствуйте Надежда Борисовна!
— А теперь оставьте и ужин
подайте!
—До свиданья, до свиданья дорогой Шефенька! Для старого
рабочего он — 'дорогой шеф'. 'Дорогой' потому, что вместе 'дороги
строили', а для потомков 'Ивана' он — господин Подрузский.
'Дорогой
шефенька'! Сразу стало ясно, что с ним будет весело. И действительно,
могу сазать, что никогда не встречала человека, с которым было бы так
легко и хорошо".
В 1986 году с Ростиславом Владимировичем произошел удар.
Первый небольшой удар был до этого несколько лет назад, и Р.В.
пролежал в полном одиночестве в какой-то пещере в горах, находясь на
грани смерти. Молился, пришел в себя и кое-как добрался домой.
Умер он в окружении семьи „Ивана" и был похоронен местным
каидом на мусульманском кладбище. Около двух лет тому назад
священник Николай Семенов, проведший юные годы в Марокко, и
лично знавший Р.В., разыскал его могилу, совершил отпевание и начал
хлопоты через представителя ООН в Марокко о перезахоронении
останков на христианском кладбище под Касабланкой. В мае этого года
пришел ответ, что Комиссариат Объединенных Наций в Марокко, за
неимением средств, отказывается от перезахоронения праха Р.В.
Подрузского на свой счет.
Указанная представителем ООН стоимость
первоза останков и
их перезахоронении, в переводе с мароканских дирхам, равняется
примерно 1800 ам. долларов. Если добавить к этому оплату поездки из
Бельгии отца Николая Семенова, стоимость памятника и другие
расходы, то в общей сложности понадобится сумма не меньше 2500
долларов, каковую я надеюсь можно будет собрать среди членов
Кадетского Объединения и друзей покойного в Марокко.
В. А. Коссовский
| |