Ростислав Владимирович Подрузский

     В №44 „Кадетской Периклички", в разделе „Памяти ушедших", была помещена небольшая заметка о том, что 17 апреля 1986 года в Марокко скончался инженер Ростислав Владимирович Подрузский, вице-унтер-офицер 5-го выпуска Русского кадетского корпуса и что он похоронен в присутствии каида, вероятно по магометанскому обряду.
Далее сказано, что друзья покойного выясняют обстоятельства смерти и погребения. На этом, за неимением других данных, заметка кончается.

Будучи в свое время связан с Ростиславом Владимировичем знакомством и дружескими отношениями, считаю своим долгом поделиться с читателями „Кадетской Переклички" своими воспоминаниями об этом незаурядном и не лишенном оригинальности человеке и обратиться за помощью о перенесении его останков с магометанского кладбища на христианское под Касабланкой, где покоятся многие наши соотечественники, завершившие свой жизненный путь в изгнании под африканским небом.

К сожалению, я мало знаю о жизни покойного до его приезда в Марокко. Знаю только, что он, сын русского офицера, кажется генерала, блестяще окончил кадетский корпус в Югославии, и что его имя было выгравировано золотыми буквами на мраморной доске в числе лучших выпусников корпуса. Затем он окончил университет с дипломом инженера-геодезиста и, пройдя путь эмигрантских скитаний во время и после Второй мировой войны, очутился в 1947 году с группой русских землемеров в Марокко, где, благодаря высокой профессиональной квалификации и знанию французского языка, работал по поручению русской геодезической фирмы SOMER при французском, а затем марроканском „Travaux Publics".
Будучи начинающим топографом, я был определен к Ростиславу Владимировичу в качестве его помощника, что и дало мне возможность близко познакомиться с ним и наблюдать его на работе и в частной жизни, так как в течение года пришлось жить с ним под одной крышей в марроканской глуши на изысканиях и предварительной трассировке дорог.
Человек живого ума, всестроронне образованный, знавший несколько языков, прекрасно знакомый с отечественной и иностранной литературой, он, подобно большинству русских интеллигентов, во внеслужебное время интересовался буквально всем: философией, политикой, музыкой, театром и литературой, играл на фортепьяно, мелодекламировал под собственный акомпанимент произведения русских поэтов и знал наизусть в оригинале стихи Гете, Шиллера, Байрона, Бодлера, Эдгара По и других иностранных авторов.

Непримиримый противник коммунизма, он мог часами дискутировать на политические темы и всюду, где мог, просвещал в этой области весьма „розово" настроенных французов. Способ этого просвещения был совершенно необычным и достигал самых неожиданных результатов.
Приведу два интересных примера. Когда появилась на французском языке книга Кравченко „Я избрал свободу", Р.В. каждый вечер направлялся в бистро, где собирались после трудов праведных, прежде чем отправиться к семейному очагу, местные французы, чтобы выпить рюмку-другую традиционного апперитива и, угощая за свой счет всю собравшуюся компанию, читал вслух главы из книги. Свои действия он объяснял следующим образом:
„Кто слушает внимательно, получает в награду даровой апперетив, а кто хочет выпить за мой счет, обязан слушать".
Французы слушали и пили, пили и слушали то, что вряд ли бы прочитали когда-нибудь сами. Это политическое просвещение продолжалось около месяца и на него ушло все месячное жалование Подрузского.
Интересен и другой метод политического убеждения. Среди арабской администрации (это было уже после обретения Марокко независимости) был один крупный чиновник, восторженный поклонник советской власти. Когда Советский Союз запустил в космос свой первый спутник, этот чиновник сиял от счастья.
Ростислав Владимирович ежегодно устраивал на Пасху приемы, на которые приглашал весь местный „бо-монд". Когда во время одного из таких приемов, гости уселись за уставленный русскими пасхальными яствами стол, перед поклонником коммунистического строя вместо столового прибора оказалась маленькая модель „спутника".
„Месье, — обратился к нему хозяин, — я надеюсь, Вы будете счастливы иметь то, что имеют жители столь обожаемой Вами страны — спутник и пустой желудок, а мы, разрешите, приступим к праздничному угощению в лучших традициях дореволюционной России".

Конечно, через несколько минут, когда дружный смех гостей умолк, перед смущенным советофилом был поставлен полный прибор.

В конце пятидесятых годов наша русская колония разъехалась по разным странам, преимущественно в США и Австралию, но Ростислав Владимирович решил остаться в Марокко. У меня хранятся его письма, подписанные неизмено „Ваш упорный марокканец". В провинциальном маленьком поселке „Дар Улд Зиду" Р.В. построил для себя и своего верного рабочего Кхазара Хармы, которого он прозвал „Иваном", типичный арабский дом, состоящий из двух частей. В одной части жил „Иван" со своим многочисленным потомством, а в другой „упорный марокканец", обучавший детей и внуков своего „Санчо Пансы" русским стихам и басням.

В 1985 году Ростислава Владимировича посетила приехавшая в Марокко дочь протоиерея Бориса Киценко, Надежда Борисовна. Вот как она описывает свою встречу с ним. На автобусной станции ее встретил „Иван", которого она приняла по ошибке за Подрузского, и привез ее на „Задворки", как назвал свой хуторок Р.В.

„Меня приглашают внутрь и объясняют, что господин скоро придет. Странное ощущение. Тут, в глуши Марокко, где воду берут из колодца и где автомобиль — мечта, я переступила через порог старой России. Стол и стулья, на стенах картины, в углу камин, два пианино, а за окном, где-то вдали слышен вой шакала. Входят все члены арабской семьи, начиная от босых ребятишек до беременных жен и недоверчиво глядящих старух. Меня окружают и с любопытством смотрят, не произнося ни слова. К счастью появляется сам Ростислав Владимирович.
Здоровается. И сразу слышен выговор тех старых русских эмигрантов, которые провели молодые годы в Югославии или в Прибалтике.
Познакомил с окружающими так: Это Иван, а вот его сыновья — Ушенька, Вускренька, Бубенька... и так без конца. Для каждого придумано русское прозвище.
— Ну поздоровайтесь с гостьей!
— И все хором: Здравствуйте Надежда Борисовна!
— А теперь оставьте и ужин подайте!
—До свиданья, до свиданья дорогой Шефенька! Для старого рабочего он — 'дорогой шеф'. 'Дорогой' потому, что вместе 'дороги строили', а для потомков 'Ивана' он — господин Подрузский.
'Дорогой шефенька'! Сразу стало ясно, что с ним будет весело. И действительно, могу сазать, что никогда не встречала человека, с которым было бы так легко и хорошо".

В 1986 году с Ростиславом Владимировичем произошел удар.
Первый небольшой удар был до этого несколько лет назад, и Р.В. пролежал в полном одиночестве в какой-то пещере в горах, находясь на грани смерти. Молился, пришел в себя и кое-как добрался домой.
Умер он в окружении семьи „Ивана" и был похоронен местным каидом на мусульманском кладбище. Около двух лет тому назад священник Николай Семенов, проведший юные годы в Марокко, и лично знавший Р.В., разыскал его могилу, совершил отпевание и начал хлопоты через представителя ООН в Марокко о перезахоронении останков на христианском кладбище под Касабланкой. В мае этого года пришел ответ, что Комиссариат Объединенных Наций в Марокко, за неимением средств, отказывается от перезахоронения праха Р.В. Подрузского на свой счет.
Указанная представителем ООН стоимость первоза останков и их перезахоронении, в переводе с мароканских дирхам, равняется примерно 1800 ам. долларов. Если добавить к этому оплату поездки из Бельгии отца Николая Семенова, стоимость памятника и другие расходы, то в общей сложности понадобится сумма не меньше 2500 долларов, каковую я надеюсь можно будет собрать среди членов Кадетского Объединения и друзей покойного в Марокко.

В. А. Коссовский