Владимир Князев
ротмистр, личный
адъютант А.В. Колчака

"Жизнь за всех
и смерть за всех"

Верховный правитель России Адмирал Александр Васильевич Колчак родился в 1874 году. Кончил он Морской Кадетский корпус с премией адмирала Рекорда, 2м учеником. В 1894 году был произведен в мичманы, в 1898 году мы видим его уже лейтенантом.
С 1895 г, по сентябрь 1899 г, Александр Васильевич три раза был в кругосветном плавании. В июле 1900 г. он назначается в экспедицию на север с бароном Толь на судне «Заря». В этой экспедиции он пробыл до весны 1902 г.
Адмирал барон Толь ушел искать предполагаемый большой материк. Вести о нем не было. Академия наук согласилась на предложение А. В. Колчака снарядить экспедицию по спасению барона Толя. 6го августа, в день Преображения Господня, в 1903 г. А. В. Колчак достиг мыса острова Венет, назвав этот мыс Преображенским в память праздника Преображения Господня. Все обнаруженные следы барона Толя говорили о его гибели. В одном месте пути была найдена в бутылке записка «Сегодня отправились на юг, все здоровы. Провизии на 14 дней...» Барон Толь предпринял это отчаянное путешествие в конце ноября 1902 г., когда уже наступают полярные ночи, с их тьмой, когда температура понижается до 40 градусов ниже нуля по Реом. и когда по морю двигаться, ни на собаках, ни на шлюпках, ни пешком, невозможно. Партия, конечно, вся погибла. Через 42 дня плавания на шлюпках среди льдов Ледовитого Океана, Колчак вернулся на мыс Медвежий.

В конце января 1904 г. Колчак прибыл в Якутск, как раз накануне объявления РусскоЯпонской войны, и обратился в Морское Ведомство с просьбой послать его в Тихоокеанскую эскадру для участия в войне. Получив разрешение, в марте 1904 г. он прибыл в ПортАртуру Здесь он был назначен на крейсер «Аскольд», на котором пробыл до гибели Адмирала Макарова 31 марта 1904 г., а потом занялся постановкой минных заграждений, на которых взорвался японский крейсер «Такосадо».
После сдачи крепости 20 декабря 1904 г. Колчак, раненый, попадает в плев, в котором пробыл до апреля 1905 г. в гор. Нагасаки. 29 апреля 1905 г. Колчак вернулся в Петроград.
За две экспедиции в Ледовитый Океая Александр Васильевич получил «Большую Константиновскую медаль», а как специалист по океанографии был награжден Государем Орденом Св. Владимира 4й степени.

В январе 1906 г., после уничтожения нашего флота в преждевременно оконченной весчастной войне, было решено воссоздать флот на началах более систематизированных, чем это было раньше. В числе сложных и спорных вопросов было требование морского ведомства об отпуске 120 миллионов рублей на постройку 4х Балтийских дреднаутов. В то время денег было мало в государственной казне, и потому сумма в 120 миллионов казалась колоссальной. В апреле 1906 г. создан морской генеральный штаб. В этот штаб собралось все лучшее из молодежи, что смогли выделить уцелевшие остатки боевого флота. Тут кипела жизнь, работала мысль, закладывался фундамент возрождения флота. Среди этой образованной, убежденной и знающей свое ремесло милодежи, особенно ярко выделялся молодой, невысокого роста, офицер. Его сухое с резкими чертами лицо Цезаря дышало энергией, его громкий мужественный голос, манера говорить... держаться... вся внешность выявляли отличительные черты его духовного, необычной силы, склада: волю, настойчивость в достижении, умении распоряжаться, приказывать... вести за собой других! Он смело и быстро решал вопросы и брал на себя ответственность за все и за вся.
Товарищи по штабу окружали его исключительным уважением, равным преклонению. Начальство относилось к нему с особым доверием...Он... серьезность постоянная! И только ее и видел он в его окружающих — выбирал себе помощников, не боящихся говорить правду в глаза, а своими — насквозь пронизывал рапортующего. Морское ведомство, в тяжелые минуты, а их тогда было много, выдвигало на первый план этого человека, как лучшего среди штабных офицеров оратора, как общепризнанного авторитета в разбиравшихся вопросах. Этот офицер был Александр Васильевич Колчак, уже капитан второго ранга.

Трудно было найти более блестящего защитника столь неблагодарной задачи, какая тогда была возложена морским ведомством на Колчака, а именно: в тяжелое финансовое для государства время отстоять требование об ассигновании сумм на постройку 4х броненосцев! Ораторский талант, страстная убежденностьфанатика своего дела, все разбивалось о факт печальной действительности. Армия была в буквальном смысле раздета и лишена оружия... дефицит в бюджете... пустая государственная казна...

До 1908 года Колчак продолжал работать в штабе, но прекратил работу по судостроительной программе. В это время начальник главного гидрографического управления Вилькицкий, в честь которого назван им открытый остров вблизи острова Бенет, будучи полярным исследователем, предложил Колчаку организовать экспедицию для исследования северовосточного морского пути — из Атлантического океана в Северный океан, вдоль берега Сибири. А. В. Колчак согласился и решил построить для экспедиции судна стальной конструкции, которые были бы в состоянии выдерживать давление и удары льдов. Таких и 'было построено два судна: «Таймыр» и «Вайгач». Летом 1910 г. экспедиция прибыла во Владивосток, но Колчак осенью был отозван в морской генеральный штаб для работы по судостроительной программе, где и работал до 1912 г.


А. В. Колчак в Балтийском море до войны 1914 г. и во время этой войны.

В 1912 г. Колчак был приглашен адмиралом Эссен в действующий флот и был назначен командиром миноносца «Уссуриец». Через год, в 1913 г. адм. Эссен, который держал свой флаг на броненосном крейсере «Рюрик», пригласил А. В. Колчака быть флагкапитаном по оперативной части в штабе. Будучи флагкапитаном, он был назначен командиром лучшего эскадренного миноносца «Пограничник», на котором пробыл до 1914 г., а флагкапитаном оставался и на войне.
Наступает время чрезвычайно сгущающейся военнополитической атмосферы. Во всем чувствовалась близость вайны и... наконец, заговорили пушки.

Весной 1915 г., по поручению Эссена, Колчак, взяв 4 миноносца типа «Пограничник», заградил Данцигскую бухту. На этом заграждении было подорвано несколько судов. Осенью 1915 г. адмирал Тухачевский, командовавший минной дивизией, вывихнул ногу, и адм. Эссен предложил Колчаку временно вступить в это командование. Это было в начале сентября 1915 г. Война уже в полном разгаре! Предвидя дарованной ему Господом интуицией немецкое наступление на Ригу, Колчак предложил командующему 12й армией ген. РадкоДмитриеву разработать совместный план действий флота и армии, на случай возможного нападения немцев на Кемерн и, при успехе, дальнейшей операции в Рижском направлении. Ген. РадкоДмитрвев согласился с А. В. Колчаком, что, по ходу событий, возможно такое наступление немцев. Срочно и дружно был разработан план действий минной дивизии Колчака и войск армии РадкоДмитриева. Не пришлось долго ждать выполнения немцами таких действии, против которых по инициативе Колчака был готов план! Немцы налетом взяли Кемерн и начали торжественное наступление на Ригу. Выставленные немцами сильные береговые батареи молниеносно были, однако, приведены к молчанию орудиями минной дивизии Колчака, Все это произошло совершенно неожиданно для немцев. Из Кемерна немцы были выбиты с громадными потерями, и наступление на Ригу было остановлено. Вскоре после этого лихого дела, Колчак, по личной инициативе, высадил десант на побережье, в тылу у немцев: немецкий отряд был разбит и приведен в панику. За эту работу ген. РадкоДмитриев представил Колчака к ордену св. Георгия, который и был получен им.

В конце декабря 1915 г., Эссен назначил выздоровевшего адм. Тухачевского командующим бригадой крей. Серов, а Колчака (в то время уже капитана 1го ранга) начальником минной дивизии и командующим силами в Рижском заливе. Накануне этого назначения Колчак выполнил очень удачное заграждение Виндавы, на котором погибло несколько немецких миноносцев и один крейсер. Весной 1916 г., как только состояние льдов позволило выйти ледокольным судам через Моонзунд в Рижский залив.
Колчак вызвал из Ревеля минную дивизию и вачал в Рижском заливе продолжать работу по защите его побережья, причем был уничтожен один немецкий дозорный корабль. В это время было получено сведение о выходе из Стокгольма большого транспорта немецких судов с грузом руды, под защитой одного, вооруженного как крейсер, коммерческого судна. Колчак с несколькими лучшими миноносцами типа «Новик», под прикрытием отряда крейсеров под командой адм. Тухачевского, вышел к Шведским берегам и начал ждать, с притушенными огнями, наступления ночи. Тьма ночи и небольшой туман, посланный Господом, помогли ему напасть на караван, самоуверенно идущий при полном освещении. Караван был рассеян, многие суда его подбиты, а конвоирующий корабль потоплен. Это было последнее дело А. В. Колчака в Балтийском море. Неожиданно для него 28 июня 1916 г., он был произведен в контрадмиралы, в возрасте 42 лет, и назначен Командующим Черноморским Флотом. Сердце мое трепещет, описывая подвиги моего Патрона — уже с мировой известностью в лейтенантском возрасте.

Контрадмирал Колчак в Черном море до революции.

Производство молодого капитана 1го ранга в контрадмиралы с назначением командующим Черноморским флотом было эмоциональным шоком даже для такого человека, как Александр Васильевич. Ведь такое назначение связано было с тем, что весной 1917 г. намечалось выполнить, как «апофеоз» победного конца войны — с так называемой «Босфорской операцией», с ударом по Константинополю. Общее мнение в Ставке было, чтз контр.адм. Колчак, по личным его свойствам, сможет выполнить эту операцию успешнее, чем ктолибо другой. Вообще же военная обстановка в Черном море была недопустимой. Были постоянные набеги немецких быстроходных крейсеров — «Гебень» и «Бреслау», что ставило 'в очень опасное положение весь наш транспорт на Черном море. Тем более, что, кроме этих 2х крейсеров, нашему транспорту по снабжению Кавказской армии мешали постоянно еще подводные лодки и аэропланыразведчики. Черное море, как путь, готово было закрыться для нас. Вотвот повесят замок на двери снабжения Кавказской армии и что тогда?

Контрадм. Колчак, приняв флот от адмирала Эбергардта, в полночь с 6 на 7 июля 1916 г. (т. е. через 8 дней после смены ко'нтрадм. Колчаком Балтики на Черное море) поднял свой флаг, а адм. Эбергардт спустил свой, А... через несколько минут было принято радио и расшифровано! крейсера «Гебень» и «Бреслау» вышли из БосчЬппа я млпр. Клнтпадм. Колчак немедленно устабыть в данный момент... затем приказал выходить в море своему флагманскому линейному кораблю... Взяв крейсер «Кагул» и пять миионосцев, с рассветом с 6го на 7е июля он вышел в открытое море... При выходе из Севастополя нашим аэропланом, сопровождавшим контрадм., была замечена подводная лодка, посланная крейсерами. От лодки удалась увернуться... В 3 часа дня показался дым из труб крейсеров — «хоаяев Черного моря». По положению и курсу крейсеров было установлено, что они идут на Новороссийск, который был главной базой питания Кавказской Армии. Лишь только в поле зрения крейсеров врага попала наша эскадра, «Крейсерапираты», конечно уже знавшие, что перед ними адм. Колчак — мгновенно повернули обратно на Босфор. Погоня за врагом была достойна адмирала, которому было возможно открыть огонь только с предельной дистанции 11—12 миль. Впоследствии стало известно о некотором количестве раненых осколками от рвавшихся снарядов с наших кораблей, и неизвестно, чем бы кончилась погоня, если бы не наступила тьма и гроза. Этот выход «Гсбена» и «Бреслау» остался единственным за время командования Александра Васильевича в Черном море.
Ряд операций по заграждению Босфора минами производился всегда под личным руководством адмирала, что и дало полную возможность совершать нужный транспорт в Черном море точно в мирное время. В декабре «Кагул» потопил две канонерки близь Босфора, около мыса «Карагулу».

Адмирал начал подготовку большой Босфорской операции. Всю душу и мысли адмирал отдавал на работу по возвращению Святой Софии в граде Константина. С дрожью в сердце следил адмирал за текущей работой боясь, что Англия не допустит реализации Русского Святого плана. Для этой операции в непосредственное распоряжение адмирала поступила дивизия ударного типа, кадр которой был прислан с фронта и командиром которой был назначен один из лучших офицеров Ген. Штаба — ген. Свечин. Начальником штаба Свечина был 1ЮЛКОВНИК ген. шт. Верховский. Ударная дивизия должна была быть выброшена, первым десантом, на неприятельский берег, чтобы сразу на нрм основаться и обеспечить место высадки для следующих за этойдивизией войск. Эта подготовка работ шла до государственного переворота февраля 1917 г.

Адмирал Колчак в Черном море во время революции.

Извещение о событиях адмирал получил от председателя Государственной Думы Родзянко. Выступление Государственной Думы, как высшей правительственной власти, подавало надежду, что революция, может быть, внесет энтузиазм в народные массы и даст возможность закончить победоносно войну, которая продолжается: значит, по инерции надо себя чувствовать «in stato belli"
Вскоре адмирал получил извещение об отречении Государя от престола и манифест. Адмирал собрал на «Георгии Победоносце» представителей Черноморского флота и сказал: «В настоящее время нельзя рассуждать военным людям о случившемся, а надо мужественно смотреть в глаза происшедшему... прежней власти не существует... династия, видно, кончила свое существование, и наступает для России и ее народа новая эпоха... Каковы бы ни были у нас взгляды, каковы бы ни были у нас убеждения, мы ведем войну и потому мы нашу Родину должны защищать от все еще нападающего на нее врага». По окончании речи адмирал получил обещание от представителей флота исполнить его пожелание.

В половине апреля приехал в Одессу Гучков и вы звал адмирала из Севастополя... Гучкова встречали кар нового военного министра — с большим торжеством Адмирал обрисовал Гучкову положение во флоте — весьма тревожное. Измена, пропаганда и появление не известных лиц среди войска не дают возможности бо роться против растущего разложения я армии, и эт< главным образом потому, что под видом «свободы» мо жет говорить кто угодно и что угодно. До сих пор ад мирал борется, имея только одно средство: уважение ] нему команд и рабочих, но... это средство сегодня есть.. а, если завтра рухнет, то Черное море не будет угрожат] нападающему врагу. Гучков выразил уверенность, чт| адмирал справится.

В начале мая 1917 г. Керенским были исключены из состава правительства Гучков и Милюков. Адмирал то гда обратился к Керенскому с просьбой освободить и еп от командования, так как он управлять флотом не мс жег, а занимаю в таких условиях место '— нелепо! Керенский просил адмирала не уходить до его приезда в Севастополь. Адмирал согласился недолго подождать. 2го мая Керенский прибыл в Одессу, откуда с адмиралом в отряде из 4х миноносцев они прибыли в Севастополь. Встреча была торжественная. Керенский, объезжая суда, говорил речи — команды слушали. Но на команды эти речи не производили никакого впечатления. Повидимому, торжественность приема обуславливалась именем адмирала, подкрепленным 4я миноносцами.

Керенский, невзрачной фигуры, глубоко штатский, без какого бы то ни было достоинства в манерах, терявшийся в обстановке лихих черноморцев и не обладая интуицией, принимал торжественность приема за успокоение.
Обращаясь к адмиралу, он сказал: «Ну, вот видите, Адмирал, все улажено! На многое теперь приходится смотреть сквозь пальцы... Останьтесь, Адмирал! Это просьба Правительства и моя!» Адмирал ответил: «Хорошо... я... остаюсь! Но повторяю — ненадолго!» Верховный Главноугоеаривающий, как называли Керенского, прощался с командами и в тот же день отбыл в Петроград.

В Черном море ничего не изменилось, напротив, становилось все хуже и хуже. Через 2—3 дня после успокоения Керенского, по радио было распоряжение об обысках офицеров и об их разоружении. Большевики подняли решетки, за которыми сидели звери. Выпущенный уголовный сброд стал свободным. В Кронштадте шел кровавый шабаш. Матросы, слышав когдато и чтото о «Варфоломеевской ночи», сократив трудное для произношения длинное название, заменили его «Еремеевской ночью» для всех офицеров флота в Балтийском и Черном морях. Многие офицеры застрелились... Наконец, адмирал приказал собрать команду «Георгия Победоносца» и сказал, что рассматривает разоружение офицеров как оскорбление, которое наносится прежде всего ему — старшему из офицеров!
Дальше адмирал объявил, что с этого момента он перестает командовать флотом в Черном море и об этом шлет телеграмму Правительству. Адмирал кончил говорить... Наступила тишина... Медленно снял с себя адмирал Георгиевский палаш и, подняв его высоко над головой, сказал:
«Это оружие храбрых дало мне море, пусть оно его и получит». Широким размахом бросил адмирал за борт «Георгия Победоносца» свои Георгиевский палаш. Тишипу нарушил всплеск воды за бортом корабля... Бледный, взволнованный постоял адмирал в раздумье и... спустился вниз с палубы.

Через некоторое время делегация «Георгия Победоносца» вручила адмиралу его Георгиевское оружие, поднятое со дна моря. Интуитивный поступок саморазоружения адмирала произвел сильное впечатление на команду «Георгия Победоносца», которая, вместе с адмиралом охраняя славу России, любила и уважала его, как человека, и ценила, как беззаветно храброго и честного воина и патриота. В полночь адмирал спустил свой флаг, передав адмнралу Лукину командование флотом. В три часа ночи Адмирал Колчак получил телеграмму, в которой поступки нижних чинов флота объявлялись правительством, как акт, враждебный революции и родине. Из Петрограда выехала следственная комиссия для раэбора положения в Черноморском флоте. Адмирал стал ждать прибытия этой комиссии.

Прибывшая комиссия совершенно запуталась в пропаганде, лжи и губительной дезорганизации флота. Была ясно видна растерянность малоопытных членов комиссии. Все шло к полной гибели вооруженных сил России. Дальнейшее пребывание в Черном море адмирал счел ненужным. С разрешения комиссии, адмирал, осветив положение в Черном море, как он его понимал, отбыл в Петроград,

Адмирал Колчак в Америке.

На частную квартиру адмирала в Петрограде, явился прикомандированный к Американской миссии Адмирала Гленона и Рута — русский лейтенант и пригласил Адмирала Колчака в миссию, которая помещалась в Зимнем Дворце. В беседе Гленон совершенно секретно сообщил адмиралу, что в Америке предположено предпринять активные действия американского флота против Турции. Кроме этого, Америка, интересуясь вопросами по минному делу и по борьбе с подводными лодками, хотела бы знать: «Ка'к бы отнесся Адмирал Колчак к его командированию Русским Правительством в Америку, как эксперта с мировым именем по минному делу». Адмирал Колчак выразил свое согласие. Узнав, что американская миссия действует в теспои связи с английским Правительством, адмирал вошел в сношение с англичанами, рассказал обо всем откровенно, и английские власти посоветовали адмиралу ехать под чужой фамилией, ввиду того, что немцы за адмиралом следят и, если им сделается известным его отъезд, они, конечно, примут меры.
В 20х числах июня 1917 г., получив уведомление от Английской миссии, адмирал выехал по гкелезной дороге на Торнео, Христианию, Берген. Из Бергена адмирал поехал уже под чужой фамилией в Лондон. В Лондоне виделся с Морским Министром и Первым Лордом Адмиралтейства Адмиралом Джелико. Был несколько раз у Начальника Морского Штаба ген. Холла, от которого узнал, что адмиралу до отхода парохода придется прожить в Лондоне недели две. Тогда Адмирал Колчак попросил разрешения у Адмирала Джелико познакомиться с Английской Морской Авиацией и постановкой в Англии морских авиационных станций, — чтобы осветить этот вопрос для себя. Для этой цели Адмирал ездил по различным заводам и станциям, летал на разведку в море...
В то время в Англии на Керенского смотрели, как на несерьезного болтуна. А резкие отзывы посла в Англии Набокова о бывшей Царской Семье вызвали большое недовольство против него в видных правительственных сферах, которые считали, что «каковы бы ни были у посла России убеждения, он не имел права, будучи на службе бывшего Императорского Правительства, так высказывать свое порицание, персонально, бывшей царской семье — в то время, как эта семья была лишена возможности ответить на это».
Благодаря такой бестактной выходке ни Посольство, ни Набоков не пользовались авторитетом среди англичан, ко торые в этом отношении были трогательно щепетильны и корректны. Наконец, наступил день отбытия парохода. Вся миссия Адмирала была помещена на вооруженный крейсер бесплатно... Кроме крейсера, для того же рейса был готов огромный транспорт «Кармения», идущий в Канаду с больными и ранеными канадскими солдатами. Миссия и транспорт взяли направление из Глазго, через Ирландское море. Больше половины пути шли в сопровождении нескольких миноносцев, в открытом море экскорт вернулся в Англию. Миновав залив Святого Лаврентия, миссия прибыла в Галифакс, совершив все переходы в одиннадцать дней.
В Галифаксе миссию Адмирала Колчака встретили представители морского Министерства Соединенных Штатов, которые заявили Адмиралу Колчаку, что в Монреале миссии будет предоставлен специальный вагон, что миссия является гостями Американской Нации и никто из миссии не должен беспокоиться ни о питании, ни о помещении, ни о средствах передвижения, так как все это берет на себя Американское правительство. По прибытии миссии в Монреаль ей был подан вагон, и к Адмиралу Колчаку прибыли прикомандированные к миссии два офицера Штаба Морского Министерства. Оба эти офицера были раньше в России и один из них, МакКормик, пробывший в Петрограде 4—5 лет, хорошо говорил порусски.

Миссия с большим комфортом прибыла в Нью Йорк и в Вашингтон. В Вашингтоне, после обмена визитами и в первые же дни официальных приемов. Адмирал выяснил, что план наступления Американского флота в Средиземном море оставлен, так как, якобы, весь транспорт Америки был занят по перевозке войск из США на французский фронт. После того, как выяснилось, какую работу миссия должна будет выполнить, миссии было предложено поехать в известное место для летних купаний к северу от НьюЙорка, недалеко от которого находилась морская Американская Академия, в которой миссия и начала свою работу. Работа была окончена в три недели, и миссия получила приглашение от морского министра познакомиться с флотом США. и участвовать в маневрах этого флота в Атлантическом океане. За миссией прибыл миноносец. Адмирал Колчак плавал во время маневров на флагманском корабле США «Пенсильвания».

Американцы были чрезвычайно любезны, не только с внешней стороны, но и в смысле ознакомления Адмирала с организацией маневрирования флота, управления им и т. п. Адмирала снабдили чрезвычайно ценным материалом, который был ему подарен и который имел большое академическое значение. Из Америки решено было ехать в Европейскую Россию на япон. ском пароходе «КариоМару». В день отъезда из СанФранциско были получены сведения о большевистском перевороте 23 октября и о бегстве Керенского в костю ме сестры милосердия из Зимнего Дворца, где назначенный для его защиты женский батальон был зверски изнасилован и почти весь уничтожен.

Адмирал — и Месопотамия.

В Иокогаме были получены сведения о позорном БрестЛитовском мире. Несмотря на это, адмирал решает продолжать войну. Адмирал считает, что он, как представитель бывшего Русского Правительства, обязан до конца выполнить данное Россией Союзникам обещание. Адмирал решил ехать к Английскому Посланнику в Токио (из записной книжки Адмирала, где все о сэре Грине). В то время посланником Великобритании в Токио был сэр Грин, который, выслушав точку зрения Адмирала на положение России, как союзницы, обещал сообщить о разговоре с Адмиралом своему Правительству и просил Адмирала подождать ответа в Иокогаме. Недели через две, приблизительно 22 ноября 1917 г. пришел ответ от Военного Министерства Англии, предлагавшего Адмиралу отправиться в Бомбей в Штаб Индийской Армии, которому будет сообщено его назначение на Месопотамский фронт.
(Мне, пишущему эти строки, до слез больно, ибо в ноябре 1917 посол в Петрограде Бьюкенен хорошо уже знал, что Россию ждет конец, и Англия играла с великим человеком долга и чести, с Адмиралом Колчаком).
20го января 1918 г. Адмирал на пароходе из Иокогамы выехал в Шанхай, куда и прибыл в конце января 1918 г. В Шанхае Адмирал явился к Генеральному консулу России Виктору Федоровичу Гроссе и к Английскому Генеральному Консулу Бартон. Из Шанхая Адмирал предполагал выехать в феврале, через ГонКонг, Сингапур, Коломбо, Бомбей. В первых числах февраля Адмирал выехал по выбранному им маршруту. В Сингапуре к Адмиралу прибыл командующий войсками Ген. Ридаут и передал Адмиралу срочную телеграмму от Директора Осведомительного Отдела Генерального Штаба Великобритании. Телеграмма гласила: Английское Правительство, хотя и приняло предложение Адмирала, тем не менее, в силу изменившейся обстановки на Месопотамском фронте, считает, что будет полезно для общего союэничес.кого дела вернуться Адмиралу на Дальний Восток России. Адмирал возвращается в Россию.

Адмирал А. В. Колчак в Сибири.

В апреле 1918 г. Адмирал возвратился из Сингапура в Шанхай и по железной дороге прибыл в Пекин. Посол а Китае князь Кудашев сказал Адмиралу, что на юге России против анархии собираются силы генералов Алексеева и Корнилова, надо обеспечить порядок и спокойствие на Дальнем Востоке России, для этой цели, в полосе отчуждения Вост. Кит. Ж. Д. на средства, предназначенные для ее охраны, надо организовать вооруженные силы. В данное время на границе Маньчжурии близ Забайкальской области действует Семенов, который поддерживается японцами, но успеха пока не имеет. Адмиралу предлагается действовать в полосе отчуждения. Спустя некоторое время, уже будучи членом правления Вост. Кит. железной дороги по назначению. Адмирал заявил: Ничего нельзя начинать делать, не имея оружия; кроме этого, все формирования действуют самостоятельно, между собою враждуют, и связи взаимной нет. Атмосфера чрезвычайно напряжена! Даже ему, Адмиралу, грозили арестом. Ни посланники Сайто в Харбине, ни Японская мисссия, в том же Харбине во главе с Ген. Накашида, ни начальник Генерального Штаба Адмирал Ихара в Токио, дальше обещаний —• дать — не идут!
Хаос на фронте, ненадежные правительственные формирования, отсутствие оружия, принудили Адмирала принять решение об отъезде на юг к семье, а затем к Ген. Алексееву в Добровольческую Армию. Путь на тог Адмирал выбрал через Владивосток. Во Владивостоке Адмирал первый раз встретил Гайду. В это время Гайда, чехословак, пленный, по слухам, просил Вологодского (Председателя Совета министров) назначить его Главнокомандующим объединенных русских и чешских войск. Во Владивостоке в это время был Ген. Болдырев, который, узнав, что Адмирал вернулся из Японии, пригласил его к себе. Когда Адмирал сказал, что он во Владивостоке проездом на юг, к семье, Болдырев просил его остаться, хотя бы ненадолго, так как предполагается реорганизация правительства и Болдырев намечает Адмирала для широких заданий.

Отношения прибывшей в Омск Директории к Сибирскому Правительству создались странные, чувствовалось, что роль Директории какаято вымученная, неестественная. Авторитета власти у нее не было, деловитости тоже. Сибирские Представители неоднократно порывались уехать, предвидя, что реальных и полезных результатов достигнуто ие будет. Слишком разно представляли себе разрешение вопросов деловые сибиряки и искушенные в программах члены Учредительного Собрания. Даже Главнокомандующий Ген. Болдырев и его весь Штаб не чувствовали себя хозяевами в своем деле. В поисках выхода из создавшегося запуганяого положения 25 октября 1918 г. был поднят вопрос о переформировании правительства. Местные «кадеты» (конституционные демократы) во главе с председателем, гм Жардецким, и близкие кадетам круги пригласили Адмирала для обсуждения общего политического положения,
В конечном итоге переформированным правительством 6го ноября 1918 г. было предложено Адмиралу Колчаку занять пост Морского, а через 2—3 дня и Военного Министра, 10го ноября Адмирал в качестве Военного и Морского Министра выехал на фронт. (Все данные взяты из записи Директора кабинета А. В. Колчака, ген. ВоенноЮридической Академии, не пожелавшего оставить Адмирала и с ним расстрелянного).
В Екатеринбурге, где в честь Адмирала был устроен обед, на котором присутствовала вся общественность гэрода во главе с управляющим горным округом Новиковым, военные и гражданские власти, представители Английской, Американской, Японской, Итальянской, Французской и Чехословацкой миссий, Генералы Сыровой и Гайда. Адмирал сказал речь в адрес англичан. Речь эта после каждой короткой фразы (манера говорить Адмирала) вызывала аплодисменты, а конец долго длящуюся овацию. Представителем Великобритании был Генеральный Консул Престон. Фотографический снимок с обеда был помещен в Английской газете •гМорнипг Херальд» в Сиднее.

Отношение Сибирского Правительства к Директории было неясно. Политика Директории по отношению к левым течениям была определенно благожелательная. 11го ноября 1918 года комитет социалистовреволюционеров выпусшл листовку с призывом к вооруженной борьбе и к созиданию особых социалреволюционных военных частей для охраны своих комитетов и ячеек. Впоследствии было узнано, что это была работа комитета Учредительного Собрания в Екатеринбурге. Самые лояльные элементы поняли, что дальше идти некуда...

Адмирал А. В. Колчак Верховный правитель России.

В ночь на 18е ноября 1918 г. три члена директории:
Авксентьев, Зензчнов и Аргунов и министр Внутренних дел Роговский — были арестованы группой офицеров во главе с казаками. Полков, Волковым, Красильниковьш и Катанаеаым. Тотчас же собрался Совет Министров и, ввиду создавшегося положения и возможных эксцессов, было решено, взяв всю полноту власти в свои руки, передать ее в руки военного. Намеченных кандидатов оказалось двое: ген. Болдырев и адм. Колчак. Первый получил один голос, и Адмиралу была вручена Верховная Власть, которую адмирал принял, как Крест. Блестящая патриотическая речь его произвела неописуемое впечатление на всех присутствующих.. у многих были видны слезы на глазах!
Арестованных членов директории под иностранной охраной вывезли в Китай с правом ехать куда угодно, и каждый из четырех получил по 75000 рублей, что составляло по тогдашнему курсу солидную сумму — на иностранную валюту. Считая недопустимым покушение на Верховную Власть, Адмирал Колчак предал офицеров, произведших «переворот», Волкова, Красильнякова и Катанаева, военному суду, который, однако, вынес этим офицерам оправдательный приговор.

18го ноября 1918 г. утром прибыл я, ротмистр Князев, на службу к Адмиралу Колчаку, вызванный по телеграмме Адмирала из Уфимской местной бригады от полковника (бывшего командира 1го Сибирского Его Величества полка) Милевского. Сибирские войска были в 18 г. на правом фланге фронта, имея штаб армии в Екатеринбурге. Этой армией командовал бывший пленный чех Гайда, принятый правительством на русскую службу. В Гайде авантюристические стремления преобладали над всеми остальными, отрицательного характера, но Гайда пользовался поддержкой ген. Сырового, а последний представителя Франции ген. Жанена. После того, как весь Екатеринбург с окружающим его огромным районом горнозаводского округа был взят войсками под командой Гайды, он, опираясь на чехов и нафранцузского ген. Жанена, прислал в Совет Министров телеграмму о несоответствии Верховного Правителя Адмирала Колчака высокому назначению и просил отстранить Адмирала Колчака, а его, Гайду (ветеринарного фельдшера, дезертира, пленного чеха), назначить Верховным Правителем. Телеграмма эта была получена ночью и Совет Министров собрался в 2 часа ночи, а •в три часа ночи приехал в дом Верховного Правителя председатель Совета Министров Петр Васильевич Вологодский.
Этот случай произошел на моем ночном дежурстве. Содержание безграмотной и наглой телеграммы я решил не показывать Адмиралу, который все еще был болен, с высокой температурой, и не покидал постели, находясь под наблюдением врача, в силу воспаления легких. Когда я разбудил дремавшего больного Адмирала и доложил о случившемся, Адмирал приказал мне:
срочно отдать распоряжение коменданту станции Омск о подготовке поезда Верховного Правителя. Военному представителю Великобритании ген. Ноксу сообщить о случившемся, полк. Ворда (член Канадской палаты) просить о присылке английских войск 1го Королевского Батальона Канады из Монреаля для охраны поезда. Председателя Совета Министров Петра Васильевича Вологодского пригласить в спальню Адмирала. В 5 часов утра под Английскими флагами и под Английской охраной под командой п. Ворда поезд Верховного Правителя вышел в Екатеринбург.
Я сообщил по телеграфу в Екатеринбург ген. Гайде приказание Верховного Правителя: быть во главе войска на платформе вокзала Екатеринбурга к моменту подхода поезда Верховного Правителя. К прибытию поезда Верховного Правителя вокзал был наводнен народом, окружившим поезд Верховного Правителя с криками: «Спаситель наш! Александр Васильевич. Спасибо тебе, отец наш родной!»
Адмирал приказал мне пригласить Гайду в салонвагон Верховного Правителя. Были поползновения убить Гайду. Когда я вышел из вагона Адмирала, вокруг поезда уже был порядок, на вокзале какойто оркестр играл марш. На платформе были выстроены войска и на правом фланге стоял Гайдз. Настроение чувствовалось не в пользу Гайды. Я подошел к нему и передал приказ Верховного Правителя явиться к Адмиралу в его вагон. Гайда был очень бледен, нервничал и дрожал. Предложен был арест Гайды, и около нашего поезда, против места, где остановился вагон Адмирала, было приказано поставить вагон с паровозом для отправки арестованного Гайды в Омск. Конечно, об этом распоряжении Гаида не мог не знать.

Адмирал после длительного разговора простил Гайду. Это была роковая ошибка! В первых числах декабря 1918 г. был собран в Троицке круг Оренбургского Казачьего Войска, на который были приглашены: адм. Колчак, ген. Нокс, ген. Ой, все офицеры английские, американские, французские, итальянские, японские, чехословацкие и русские, 20го декабря 1918 г. Адмирал переехал от Волкова в дом Батюшкова на берегу Иртыша.

Заговор против Адмирала на станции Куломзино.

В начале декабря 1918 года, после Казачьего круга в Троицке, были собраны добровольцыкоммунисты в районе железнодорожной станции Куломзино, расположенной на противоположном от нас берегу широкого Иртыша, к северовостоку от дома Верховного Правителя. Намерение этих коммунистов было: напасть на дом Верховного Правителя и арестовать его. Охрана дома Верховного Правителя состояла из 22х Симбирских Улан, 2х ординарцев, 3х офицеров конвоя и меня, живущего в доме Верховного Правителя. О предположенном дне нападения было сообщено Верховному Правителю утром того же дня, и Адмирал приказал мне: с наступлением вечера растворить окна в комнатах с восточной стороны дама, исключая окон в его комнате, где он лежал с воспалением легких. Во всех окнах поставить пулеметы. Нам надо продержаться до 3х часов утра, когда прибудет воинская часть на усиление нашей конвойной команды. Около пяти часов утра, мне донесли, что по нашему берегу Иртыша — вдали движется какаято воинская часть... Я взял бинокль и в предутренней мгле увидел в порядке идущих солдат... Немало!.. Кто они? Я приказал приготовить к действию пулеметы, Адмирала пока не беспокоить. С биноклем я послал двух улан на мотоцикле для выяснения: какая это воинская часть и есть ли движение какихлибо людей по льду замерзшего Иртыша. Дозорные быстро вернулись и радостно отрапортовали мне: идет Английский батальон.
Это был приятный сюрприз для больного Адмирала, державшийся и секрете. Я вошел, тихо притворил дверь и увидел, что Адмирал читает. Я постучал в дверь. Адмирал ответил, и я вошел и доложил, что к нам подходит подкрепление. Но я не сказал, кто именно, думая, что Адмирал будет особенно рад, когда в его комнату войдет полковник Ворд, командир батальона. Этот батальон прибыл из Монреаля и разместился в Омске.

Командиром батальона был полковник Ворд, член палаты Канадского правительства. Батальон этот 1го Королевского Полка. В нем офицеров было два: Лейтенант Теззие и Лейтенант Кеене, которые имеются на фотографии Казачьего Круга Оренбургского Войска в Троицке. Это — страница историческая, иллюстрировавшая англичан в их открытых выступлениях, исполненных благородства и сострадания. Англичане, зная, что Адмирал болен и потому соблюдая тишину, остановились шагах в ста от дома. По направлению ко мне шел Полковник Ворд, и я ему предложил зайти в комнату: Адмирал не спит и чувствует себя неплохо. Полковник постучал в дверь и вошел...
Я услышал радостный голос Адмирала: «Ротмистр!» Я вошел, и Адмирал мне приказал пригласить офицеров и солдат в комнаты дома и угостить их вином, пивом и сандвичами, что и было мной выполнено.

Полковник Ворд все время сидел около постели Адмиралд и трогательно за ним ухаживал. Я принес полковнику Ворду виски, кофе и сандвичи.
В 7м часу утра предполагавшиеся спасители покинули дом Адмирала. Забыть этого нельзя, как нельзя видеть пятна на стекле и не видеть самого стекла.

Благословение Адмирала А. В. Колчака Патриархом Тихоном.

В первых числах января 1919 г. к Адмнралу приехал священник, посланный Патриархом Тихоном с фотографией образа Св. Николая Чудотворца с Никольских ворот Кремля. Так как эта фотография была очень малого размера, с ноготь пальца, она была отдана в Пермь для увеличения.
Священник был в костюме бедного крестьянина с мешком на спине. Кроме крошечного образа, с большим риском для жизни священник пронес через большевистский фронт еще письмо от Патриарха, зашитое в подкладке крестьянской свитки. Мне удалось наскоро выхватить части прекрасного благословляющего письма Патриарха Тихона к Адмиралу: «Как хорошо известно всем русским и, конечно, Вашему Высокопревосходительству, перед этим чтим'вм всей Россией Образом ежегодно 6го декабря в день зимнего Николы возносилось молеяие, которое оканчивалось общенародным пением «Спаси Господи люди Твоя!» всеми молящимися на коленях. И вот 6го декабря 1917 г. после октябрьской революции верный вере и традиции народ Москвы по окончании молебна, ставши на колени, запел:
«Спаси Господи...»
Прибывшие войска и полиция разогнали молящихся, стреляя по Образу из винтовок и орудий. Святитель на этой иконе Кремлевской стены был изображен с крестом в левой руке и с мечом в правой. Пули изуверов ложились кругом Святителя, нигде не коснувшись угодника Божия. Снарядами же, вернее, осколками от разрывов, была отбита штукатурка с левой стороны Чудотворца, что и уничтожило на Иконе почти всю левуто сторону Святителя с рукой, в которой был крест».

«В тот же день по распоряжению властей антихриста, эта Святая Икона была завешана большим красным флагом с сатанинской эмблемой. Плотно прибит по нижнему и боковым краям. На стене Кремля была сделана надпись: «Смерть Вере—Опиума Народа».
На следующий год 1918 г. 6го декабря собралось множество народу на молебен, который никем ненарушимый подходил к концу! Но, когда народ, ставши на колени, начал петь «Спаси Господи!» — флаг спал с Образа Чудогворца. Аура атмосферы молитвенного экстаза не поддаегся описанию!
Это надо было видеть, и кто это видел, он это помнит и чувствует сегодня. Пение, рыдание, вскрики и поднятые вверх руки, стрельба из винтовок, много раненых, были убитые... и... место было очищено. На следующее раннее утро по Благословению Моему — Образ был сфотографирован очень хорошим фотографом. Совершенное Чудо показал Господь через Его Угодника Русскому народу в Москве в 1918 г. 6го декабря. Посылаю фотографическую копию этого Чудотворного Образа, как мое Вам, Ваше Высокопревосходительство, Александр Васильевич — благословение — на борьбу с атеистической временной властью над страдающим народом Руси.
Прошу Вас: усмотрите, досточтимый Александр Васильевич, что большевиком удалось отбить левую руку Угодника с крестом, что и является собой как бы показателем временного попрания веры Православной... Но карающий меч в правой руке Чудотворца остался в помощь и Благословение Вашему Высокопревосходительству, в Вашей христианской борьбе по спасению Православной Церкви в России».

Я помню, как Адмирал, прочитав письмо Патриарха, сказал: «Я знаю, что есть меч государства, пинцет — хирурга, нож — бандита... А теперь, я знаю!! Я чувствую, что самый сильный: меч духовный, который и будет непобедимой силой в крестовом походе — против чудовищанасилия!»
Увеличенная фотография Святителя Николая была преподнесена Адмиралу Колчаку в Перми, как освященный и благословляющий Образ Чудотворца — Патриархом Мучеником Тихоном, при большом собрании народа освобожденного города, городских и военных властей, генералитета, иностранных войск и представителей дипломатического корпуса. На задней стороне Иконы была сделана надпись следующего содержания: «Провидением Божиим поставленный спасти и собрать опозоренную и разоренную Родину, прими от Православного града первой спасенной области дар сей—Святую Икону Благословения Патриарха Тихона. И да поможет тебе, Александр Васильевич, Всевышний Господь и Его Угодник Николай достигнуть до сердца России Москвы». В день посещения Перми 19/6 февраля 1919 г.

Взрыв в доме Верховного правителя в Омске.

(Дом принадлежал Батюшкову).
11го марта 1919 г. Адмирал уехал на фронт и в этот же день предполагал вернуться с дневным 4х часовым поездом. Мне приказано было с ним не ехать, а к 6ти часам вечера 11го марта приготовить обед, на котором должны быть: Высокий Комиссар Великобритании Шарль Элиот, представитель Франции граф Мартель, японский ген. Ой, премьер Петр Васильевич Вологодский, Нач. Штаба Ставки ген. Д. А. Лебедев, ген. Нокс, Атаман Дутов. Ночь перед 11м я не спал, будучи дежурным, и потому лег отдохнуть, приказав меня разбудить в 3.30 дня.
Меня разбудил Николаи Чудотворец без нескольких минут 4 часа. Быстро одевшись, я спешно поехал, боясь опоздать к поезду. Не доезжая до станции, я услышал страшный взрыв, который оказался в доме Верховного Правителя... Было 4 часа и 15 мин., т. е. время, в которое всегда и точно Адмирал входил в караульное помещение. По милости Николая Угодника, поезд опоздал, чего никогда не бывало. Странной была точность совпадения времени взрыва с установленным неизменно временем ежедневного входа Адмирала со мной в караульное помещение.
Еще более странным было объяснение чинов караульного помещения причины взрыва: «взорвались ручные гранаты, сложенные в 40 ящиках». Злоумышленность ясна, как день! Взрывом причинены большие разрушения в караульном помещении и в квнюшне. Были убитые и раненые люди и лошади. В моей комнате, которая была рядом с караульным помещением, выло вырвано окно и часть стены в углу, весь пол покрыт кирпичами и известкой, на подушке грумгржимайловской кровати лежала глыба кирпича в цементе. В углу над моей головой на полочке невысоко стоял 0'браз Николая Чудотворца в киоте, а перед киотом висела лампадка. Стекло в киоте оказалось треснутым, из угла в угол, но не выпало из киота, а лампадка теплилась перед Образом, о котором я только что упоминал и который мне подарил Адмирал с условием зажигать всегда перед Образом лампадку. Взрыв произошел точно через 20—25 минут после того, как я проснулся. В случившемся почемуто я тогда почувствовал плохое предзнаменование и от этого чувства не мог очень долго избавиться. Вскоре после взрыва охраной Верховного Правителя был заподозрен солдат в личном конвое Адмирала, живший в комнате рядом со спальней Адмирала.
С моей точки зрения это было недопустимо и не было необходимостью. По произведенному обыску у этого солдата личного конвоя оказался сундук с двойным дном и при вскрытии потайника оказалось в нем: 1. Печать комиссара Сов. Раб. и Солд. Депут. 2. Бланки того же совета, и 3. Удостоверение, подтверждавшее, что владелец этого сундука есть действительно комиссар Красной Армии. Адмирал его простил и исключил из охраны. В конце апреля 1919 г. был парад Симбирского уланского полка (новое название полка после революции), и Адмирал вручил бывший Штандарт Литовского уланского полка его командиру, ротмистру Ошанину, который впоследствии к моему величайшему удивлению ушел с женой (урожденной Хвощинской) в СССР.
В том же апреле, вскоре после парада Симбирского полка, в городе Омске произошло восстание. Точно никто не знал, кто его начал и в какой части города, но Адмирал получил сведения, что предположен его арест. Адмирал приказал мне никого не подпускать к дому, а по идущим войсковым частям по направлению к дому открывать огонь из винтовок, пулеметов и легких орудий. Через небольшой промежуток времени после разговора Адмирала со мной я, находясь на улице, увидел по дороге от места к нашему дому конную часть, повидимому, казаков, и впереди легковой автомобиль. В момент конвой выкатил пулеметы и легкие орудия на дорогу, и конная часть, окружавшая мотокар, около 50ти человек, быстро повернула назад и скрылась. Я, начальник конвоя и его команда подбежали к мотокару. Я, вооруженный винтовкой, открыл дверь машины и в ней к своему чрезвычайному удивлению увидел: «Командующего Омским Военным Округом Генерала Матковского». Направив дуло винтовки на генерала Матковского, я сказал: «Именем Адмирала я Вас арестую. Потрудитесь выйти из машины и следовать в дом Его Высокопревосходительства».
При мне Адмирал спросил ген. Матковского: «Что это все значит? и... как он позволил себе появиться с воинской частью окало дома его. Адмирала, тогда как его место, в случаях восстаний, Гарнизонное Собрание?» Произошло какоето замешательство, и Адмирал приказал шести чинам конвоя идти и продолжить охрану дома, которая лежала на мне, и потому вышел и я из дома Верховного Правителя. После очень длительного разговора, телефонных звонков ген. Матковский уехал. Подробности происшедшего меня не касались.

Наступало время, когда, без особой интуиции, чувствовалась подлость, мерзость, грязь, зависть и сребролюбие — близость к концу борьбы добра против зла... Всю ночь дежуря, я слышал ш'аги Адмирала. Перед рассветом, держа в руках бланк телеграммы с лентами Юза, вошел он ко мне в дежурную комнату и сказал; «Вот, Владимир Васильевич, прочтите; близок конец всему». Я прочитал наивную в своей наглости телеграмму из Женевы. Адмирал, после того как я прочел, сказал мне: «Я знал с самого первого дня выраженного мной согласия все то, что мне придется пережить и чем все это кончится. Требование этой телеграммы— издевательство, на которое не хотелось бы и отвечать... Передать генералу Жансну всю власть военного началь ника, во главе с которым войдут в Москву победители коммунистов! Кроме нарушения суверенных прав России — детская то насмешка над разбитыми силами добра. Мой отказ, который я пошлю генералу Жанену, будет чреват последствиями... завтра будет начало продуманного и решенного конца».

С середины лета 1919 г. неудачи усилились и на фронте и особенно в окружении Адмирала. Адмирал с трудом переживал одиночество среди пропаганды и измены, безусловно вспоминая то былое, когда было сказано: «Кругом меня трусость, предательства и измена!»
Очевидно, в истории бывают моменты, когда нс в силах одного человека преодолеть окружающее — не это ли заставило Адмирала просить многих русских людей приехать к нему в Омск и помогать ему?.. Просил Ген. Хорвата, просил князя Кудашева (Посла в Китае), просил Бахметьева (Посла США), просил посла в Японии Крупенского, просил Ген. Деникина предлагать офицерам генерального штаба ехать к нему, морскому эксперту мирового масштаба, но не военному, армейскому. Писал во Францию, в Германию, в Англию, в Америку — видным людям по политической, общественной и экономической деятельности... Но голос Адмирала оказался вопиющим в пустыне...
Только один, профессор Николай Николаевич Головин, бывший Гродненский гусар, приехал из Франции в Омск к Адмиралу. С Ген. Головиным я встретился во время 1й мировой войны в штабе Ген. Левицкого в Островце, где Ген. Головин был генералквартирмейстером и тогда, по приглашению его. я жил в его комнате с ним, где жил еще, тоже Гродненский гусар, П. П. Дурново. Ген. Головин за исполненное мной его поручение представил меня к награде Св. Анны 4й степени, которую мне вручил в Келецком госпитале Командующий 4й Армией Ген. Эвсот у которого я был по выздоровлении старшим личным адъютантом и оставался все время пока Ген. Эверт был Главнокомандующим Западным фронтом. В Омске, по приказанию Адмирала Колчака, я встречал Ген. Головина, и теперь Николая Николаевича, бывшего в штатском, — я не узнал в глубоком старике, тяжело опирающемся на палку.
Ген. Головин меня узнал и напомнил мне о награде и о жизни в Островце. Ознакомившись с положением фронта в штабе и объехав многие позиции, он сказал Адмиралу: «К величайшему сожалению мой приезд в Сибирь к Вам, Александр Васильевич, подобен вызову врача к больному, у которого остановился пульс».
Ген. Головин в глубокой печали распрощался с Адмиралом и уехал во Францию. На меня его отъезд произвел впечатление — отъезда с похорон.

Особенно тяжело Адмирал переживал поведение Атамана Семенова, попавшего а лапы японских войск, по распоряжению которых Семенов не пропускал оружие и вообще военное снаряжение, идущее на помощь Адмиралу, за что Семенов и был прозван Адмиралом: «Соловьем Разбойником!»

Наступила осень, страшная осень 1919 г., подводящая к годовому итогу всю деятельность Дальневосточного Правительства с ее сложной военнополитической ситуацией взаимных предательств... Женева стала центром чудовищных по жестокости распоряжений. Заранее все подготовив. Посол Бьюкенен отошел из первых рядов активистов, губящих Россию. Сибирь и Дальний Восток обогащались «верными» союзниками — графом Мартель, как представителем Франции; Ивановым, из Женевы, хорошо говорящим пофранцузски, «специфическим» политическим деятелемдипломатом, ставшим помощником министра Иностранных дел России; командующим Омским военным Округом генералом Матковскнм (уже упвмянутым); пленным чехословакоя Сыровым, работающим по указке генерала Жанена, требовавшего власть военную и гражданскую над Русскими войсками.

Генерал Сыробоярский вызвал на дуэль ген. Жанена, как недостойного носить голубой мундир прекрасной Франции. От дуэли ген. Жанен скрылся, исхлопотав Сырову за предательство Адмирала Колчака высокий Укажу черные печальные даты, которые принесла с собой осень 1919 г. и которые будущие поколения должны неизменно помнить:
10го ноября 1919 г. Русское Правительство выехало в Иркутск;
14го ноября 1919 г. сдан Омск;
17го ноября 1919 г. восстание пресловутого ветеринарного фельдшера чеха Гайды, Георгиевского кавалера Русской Великой армии во Владивостоке.

В это время я находился во Владивостоке, служа в сырьевом отделе Министерства снабжения — готовил меха на СанФранцисский аукцион. Я смотрел с балкона дома железной дороги около РусскоАзиатского банка на Алеутской улице, когда по этой улице вели арестованного Гайду, сопровождаемого народными порицаниями, под конвоем, во главе которого был офицер Арнольд де Воли. Восстание Гайды было подавлено главным образом русскими войсками, затем японскими и отчасти американскими. 23 ноября 1919 г., грамотой Верховного Правителя произведена замена председателя Совета Министров Петра Васильевича Вологодского Виктором Николаевичем Попеляевым (впоследствии расстрелянным с адм. Колчаком). 11го декабря 1919 г., приказом Верховного Правителя ген. Сахаров заменен генералом Каппель.

4го января 1920 г., в городе НижнеУдинске, Верховный Правитель предоставил всю полноту военной и гражданской власти в Восточной окраине России ген.лейт. Семенову («Соловью Разбойнику») — очевидно, учитывая возможность порядка под командой японского военного начальника. В тот же день Верховный Правитель предрешил передать Верховную Всероссийскую Власть Главнокомандующему Югом России Ген.Лейт. Деникину. «Отдавая жизнь для всех — решил принять смерть за всех». Верховный Правитель распустил своим приказом свой конвой, всю охрану, адъютантов и весь свой штаб, объясняя это решение необходимостью всем до последнего воина находиться там, где каждый защитник на счету. Но — это было исполнение заповеди Господа. Это было отдача жизни своей за ближнего своего... Затем Адмирал перешел в поезд союзников, которые видимостью гарантировали адмиралу проезд на Восток, ибо поезд шел под всеми союзническими флагами первой мировой войны, но фактически это был закомуфлированный арест Верховною Правителя за его рыцарский подвш чести верного союзникам. На станции Иннокентьееской поезд был задержан и Адмирал передан представителям Политического Центра, самими союзниками созданного.

. — 25го января 1920 г., власть в Иркутске от политического центра (как заранее то было решено) перешла к совету рабочих и солдатских депутатов, и Адмирал был выдан генералом Сыровьш, по распоряжению генерала Жавена, большевикам, которыми был заключен в тюрьму города Иркутска.

Заканчивая эти скорбные воспоминания, надо еще раз подчеркнуть рыцарский поступок нашего духовного Вождя, — его приказ о роспуске всех его окружавших. Личному его конвою, всему штабу, адъютантам было приказано немедленно отправиться на фронт в армию. Конечно, никто не мог этого не исполнить. Адмирал остался один.

Никто и ничто не могло принудить Адмирала назвать истиной и добром то, что было ложью и злом. Телеграмма из Женевы приготовила Адмирала к смерти — за всех. Адмирал был перед лицом гибели, в ореоле мученика, за Веру Православную, за Царя, за народ, за славу России, мало пожив, но чрезвычайно много пережив. Будучи все время, то в борьбе со стихиен, среди Льдов Ледовитого Океана, ради Родины, человечества, науки, ради спасения ближнего своего (Барона Толя), то в борьбе верного союзника Антанты в Балтийском и Черном морях, он, наконец, в явном самопожертвовании бросился с гордостью верных сынов Родины, на маленькой Дальневосточной окраине — против всей огромной территории России, уже захваченной врагами человечества, не понимавшими происходящей угрозы мирового порядка. Адмирал явил миру дух Христианства, который есть прежде всего борьба! Геройморяк, он не бросил руля, взятого в свои руки, до самой смерти, пусть и с раненым сердцем. И вот настал 1920 год! Рассвет чрезвычайно морозного дня. 7е фе&раля. Выкурив папиросу, он подарил унтерофицеру свой серебряный портсигар и был расстрелян. Адмирал Колчак р а с с т р ел я н111 Три страшных слова!.. Большинством, потерявшим Вогя, ~ эти три слова забыты. И даже я слышал: — Это старо... неинтересно. А что нас ждет сегодня? Но настоящий православный человек, и в зарубежье и особенно за железным занавесом, вздрогнет сердцем от этих трех слов...
Нечто роковое произошло в конце аимы 1920 года! Многие, по всей России, могли надеяться на спасение... И вот прошла роковая весть! Нет Адмирала!. нет больше того русского человека, который своим именем, хотя и означал небольшой отрезок времени, но, по развернувшимся событиям — эпоху! Вряд ли найдутся даже в теперешнее время переоценки ценностей люди, которым мои слова покажутся преувеличенными или неуместными. А если и найдутся, то они должны стать перед лицом защитника, который непобедим человеческой речью... перед лицом смерти!!! Клевета, эависть, вражда, недоразумения — все смолкает даже перед самой обыкновенной могилой. А здесь? Я верю, что никто не откажется повторить вслед за мной написанное:

«Мир его праху, вечная память о его жизни для нас всех, ибо прославлена его именем слава России! Спи спокойно, Александр Васильевич, совесть твоя чиста. Россия — жива, живет и будет жить, не забывая тебя, как представителя тех избранных натур, о которых сказал Короленко: «Житейская пошлость стелется у их ньг. Клевета и сплетни — скатываются по их чистой одежде, точно грязные брызги с крыльев белоснежного лебедя!»

Мне вспомнилось еще небольшое стихотворение Плещеева, которое как будто написано ко дню 50летия со дня расстрела Верховного Правителя России рукой, направленной союзниками первой войны: французами, англичанами и пленными чехословаками. Вот слова этого стихотворения — поразительные слова, как будто самого Адмирала:
«Не вижу я вокруг отрадного рассвета.
Повсюду ночь!.. Да!.. Ночь, куда не бросишь взор.
Исчезли без следа... мои младые лета,
Как в зимних небесах сверкнувший метеор.
Как мало радости они мне подарили!
Как скоро светлые рассеялись мечты.
Морозы ранние — побили
Беспечной младости — любимые цветы.
И чистых помыслов, и... жарких упований
На жизненном пути — расстратил много я.
Но средь неравных битв, средь — тяжких испытаний
Что ж обрела взамен всех грез душа моя?
Увы! Лишь жалкое в себе разуверение.
Да мысль! что ни одно правдивое стремленье
Да, мысль, что ни одно правдивое стремленье
Ждать не должно себе пощады от судьбы».

Русские люди! не является ли такое сознание близким той великой печали, которая разлита повсюду среди русских людей, и под тяжким бременем ига сатаны, и в Зарубежье?
И что может смягчить эту печаль, если не одна только молитва — умиленнопокаянная?
Принесем же в дорогой нам могиле, к неизвестному ее месту, нашу молитвенную память об ушедшем самоотверженном борце за восстановление России, и это будет не только лучший ваш дар его памяти, но и лучшее приношение Богу в уповании на восстановление Нашей Родины в ее подлинном свете.
«Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, убиенного воина Александра, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, по жизнь бесконечная».

Личный адъютант Ротмистр В. В. Князев.
Монреаль. Канада. 1970—1971 гг.

источник - сайт Истфака МГУ